Древнейшим селением Ковровской земли является село Клязьминский городок. В древности это был город Стародуб на Клязьме или иначе – Стародуб Кляземский. Именно со Стародуба, со Стародубского княжества начинается история нынешнего Ковровского края и самого города Коврова. С XI столетия земли по реке Клязьме входили в состав Киевской Руси. Со временем они выделились в особый удел. Еще великий князь Киевский Всеволод I Ярославич получил под свою руку Залесский край. В 1130-х гг. Ростово-Суздальская земля обособилась от Киева. К тому времени здесь княжил один из младших сыновей Владимира Мономаха – Юрий Долгорукий. Он и основал Стародуб, ставший впоследствии столицей одноименного княжества.

Этот город находился на месте нынешнего села Клязьминский городок в 14 километрах от Коврова. Об основании Стародуба в 1152 г. известный русский историк Василий Никитич Татищев писал в своем труде так: «…великий князь Юрий Владимирович Долгорукий, пришед в Суздаль и видя себя Руской земли совсем лишенна, от великого княжения Киевского отсчетясь, основал престол в Белой Руси. Потом зачал строить во области своей многие грады: Юриев в поле, Переяславль у Клюшина озера, Владимир на Клязьме, Кострому, Ярославль и другие многие грады теми же имяны, как в Руси суть, хотя тем утолить печаль свою, что лишился великого княжения руского… Городы имянами бывших тогда около Киева: в Белой Руси находится Владимир, Вышград…, Звенигород, Перемышль…, Стародуб, ныне село Городище… Сей град Стародуб был на реке Клязьме, ниже Владимира, выше Гороховца».

Так, во время очередного изгнания из Киева, посередине бесполезных кровопролитных междоусобных войн, князем Юрием Владимировичем был основан Стародуб – сильная пограничная крепость, охраняющая важный водный путь по Клязьме на дальних подступах к столице княжества Владимиру. Всего лишь на пять лет Стародуб моложе Москвы и основатель у них один и тот же князь, известный памятник которому высится на Тверской улице напротив бывшего дома московского генерал-губернатора.

За первые десятилетия своего существования Стародуб, как незначительный городок, практически не упоминается в летописях. Известно лишь, что при основании города князь Юрий Владимирович Долгорукий заложил там храм в честь своего патрона – церковь во имя святого Георгия Победоносца. А от 1198 г. до нас дошли известия, что после рождения своего младшего сына Ивана великий князь Владимирский Всеволод III Юрьевич Большое Гнездо повелел построить в Стародубе церковь в честь святого Иоанна. Вероятно, что княжич Иван Всеволодович родился именно в Стародубе, почему там и возвели храм в честь соименного ему святого, а позже весь Стародубский край был предназначен в удел этому князю. Любопытно, что церковь во имя св. Иоанна Милостивого существовала в Стародубе вплоть до конца XVII столетия и упоминается еще в 1680 г. Всего же церквей в Стародубе во время его расцвета насчитывалось до восьми. Фундаменты этих храмов были еще видны в начале XIX века.

При преемниках Юрия Долгорукого на Ростово-Суздальском княжении, его сыновьях Андрее Боголюбском, а затем при Всеволоде III Большое Гнездо, Стародуб входил в состав единого Владимиро-Суздальского княжества как город-крепость, непосредственно подчиненный великому князю владимирскому. Никакого самостоятельного значения этот город тогда не имел. Со временем роль Стародуба, как местного административного центра, постепенно возрастала. В 1218 г. этот пограничный город Владимиро-Суздальского княжества внуком основателя Стародуба великим князем Константином Всеволодовичем был отдан во владение своему младшему брату князю Владимиру Всеволодовичу (1192 – 1228).

Князь Владимир (христианское имя Дмитрий, в честь него назван город Дмитров под Москвой) отличался большой неуживчивостью характера. В междоусобной борьбе своих старших братьев он поддерживал то Константина, то Юрия и Ярослава. В разное время князь Владимир княжил в Москве (он вошел в историю и как первый князь Московский) и в Переяславле-Русском, попал в плен к половцам. По возвращении из плена в 1218 г. он и получил от старшего брата «Стародуб с волостьми». Княжение Владимира Всеволодовича в Стародубе продолжалось 10 лет и ничем примечательным неизвестно. Скорее всего, князь Владимир рассматривал свое пребывание в Стародубе, как ранее и в других городах, лишь в качестве временного явления, рассчитывая получить более значительный удел.

Но смерть в 1219 г. великого князя Константина и упрочение на великокняжеском престоле Юрия II Всеволодовича не дали Владимиру Всеволодовичу вновь испытать судьбу, он скончался ранее остальных своих братьев. Весьма символично, что у Москвы и Стародуба не только один и тот же основатель, но и один и тот же первый самостоятельный князь. Своеобразный портрет-изображение князя Владимира-Всеволодовича вместе с отцом и старшими братьями до сих пор можно видеть на левой надоконной композиции северной стены Владимирского Дмитриевского собора. После смерти князя Владимира Всеволодовича территория Стародубского княжества вновь воссоединилась с великим княжеством Владимирским. Еще при Юрии II в Стародуб в качестве наместника был послан младший брат великого князя Иван Всеволодович, о предполагаемом рождении которого в этом городе уже говорилось выше.

Поворотным в истории Стародуба стал грозный 1238 г., год нашествия орды хана Батыя на Северо-Восточную Русь. Вплоть до середины XIX столетия сохранялась легенда об обороне Стародуба от войск Батыя зимой 1238 г. Согласно ей, ко времени подхода монголо-татарского отряда к городу младший брат великого князя Иван Всеволодович находился в Стародубе с небольшой дружиной. Передовой отряд монголов будто бы попал в засаду на подходе к городу и был обращен в бегство. При подходе главных сил врага стародубцы вместе с князем, раненым в первой схватке, ушли из Стародуба в обступавшие крепость дремучие леса через задние ворота, и монголо-татарам выпало штурмовать совершенно пустой город, где совсем не осталось жителей, и все ценное имущество было унесено.

В досаде на отсутствие добычи и на то, что им не удалось уничтожить местную рать, враги спалили Стародуб дотла и ушли. Так обстояло дело или иначе, сказать трудно, но точно известно, что Стародуб действительно был разорен ордынцами. Также известно, что в несчастливой для русских битве на реке Сити 4 марта 1238 г., когда погибли великий князь Владимирский Юрий II и два его племянника, стародубская дружина не принимала участия. Видимо, князь Иван Всеволодович, сознавая неравенство сил и незначительность своего войска, счел за благо пересидеть нашествие в лесах. К тому же, если он действительно был ранен в сражении с монголами, то, вероятно, был лишен возможности предпринимать какие-либо активные действия.

Лишь после ухода хана Батыя из разоренной Северо-Восточной Руси возник собственно Стародубский удел с самостоятельными князьями. Родоначальником стародубской княжеской династии стал самый младший сын великого князя Всеволода III Юрьевича Иван Всеволодович (апрель 1198 – после 1263). История самостоятельного Стародубского княжества начинается весной 1238 г. Именно тогда новый великий князь Владимирский Ярослав II Всеволодович, отсидевшийся во время Батыева погрома в далеком Новгороде Великом, вступив на престол убитого старшего брата, утвердил права своего младшего брата Ивана на Стародуб, которым тот уже фактически владел ранее.

Примерные границы Стародубского княжества устанавливаются по документам XV – XVI столетий. Его территория была достаточно велика и захватывала земли в пределах нынешних Владимирской и Ивановской областей. Северная граница княжества проходила от реки Уводи в районе нынешнего села Вознесенье (Савинского района) через верховья реки Шижегды до реки Тезы, захватывая село Зименки (Шуйского района), далее захватывая столь известное ныне своими лаковыми миниатюрами село Палех с округой и доходила до реки Лух. Восточная граница шла по реке Лух, далее по речкам Серзух и Клязьме до места впадения в последнюю речки Тары.

Южная граница княжества проходила по реке Таре до ее истока и далее по прямой примерно через нынешнюю деревню Эсино Ковровского района (сама эта деревня возникла только в первой половине XVIII столетия) к истоку реки Нерехты. Восточная граница проходила по реке Нерехте от истока до устья, далее к северу по реке Уводи до района уже упоминавшегося выше села Вознесенье, захватывая при этом берега реки Тальши (включая село Усолье, что в нынешнем Камешковском районе).

Возможно, что какие-то стародубские земли находились и на левом берегу Нерехты. Так, находящиеся ныне в Ковровском районе деревня Пестово и сельцо Пересекино в конце XV века принадлежали князьям Кривоборским из стародубского княжеского дома и были отданы ими во Владимирский Богородице-Рождественский монастырь. Весьма вероятно, что данные владения относились к числу родовых стародубских вотчин.

Указанные границы являются приблизительными, но нет сомнения, что большая часть территории современного Ковровского района находилась в пределах Стародубского княжества. Помимо столицы княжества – города Стародуба, важнейшими центрами в нем были села Алексино, Мугреево, Осипово, Палех, Петровское, Рождественское (будущее Коврово), Васильевское (Шапкино), Троицкое и Фалалеево (будущая деревня Федотово, что ныне в составе поселка Мелехово Ковровского района). Несмотря на то, что соседние княжества имели более значительные земельные и людские ресурсы, Стародубское княжество оставалось вполне самостоятельным.
Возглавлял его князь из местной династии Рюриковичей, основателем которой стал упоминавшийся выше князь Иван I Всеволодович, внук основателя Стародуба Юрия

Долгорукого, потомок полулегендарного новгородского князя Рюрика в X поколении. У князя были свои бояре и дружина. Им князь жаловал деревни и пустоши в качестве вотчин и поместий. Из документов того времени видно, что в пределах своего княжества стародубские князья свободно жаловали вотчины и образовывали уделы для своих сыновей. Имена стародубских бояр упоминаются в некоторых сохранившихся до наших дней грамотах конца XIV – начала XV веков. Имеются свидетельства начала прошлого столетия, что вплоть до конца XVIII столетия при городище Стародуба существовали надгробия местных купцов и торговых людей, впоследствии уничтоженные.

Сведений по истории Стародубского княжества в XIII – XIV веках сохранилось чрезвычайно мало. Родоначальник князей Стародубских Иван I Всеволодович начинает принимать участие в серьезных исторических событиях с 1212 г. Известно, что после 1238 г. русские князья совершали постоянные поездки на поклон к татаро-монгольским ханам. В 1245 и 1247 гг. ездил в Орду с великим князем Ярославом Всеволодовичем и Иван Всеволодович. К 1263 г. относится последнее известие о князе Иване I Стародубском в летописях: «Егда прииде Ярослав во Орду и хан принят его с честью, даде ему доспех и повеле обвестите его почину на великое княжение. Коня же его повеле вести Владимиру резанскому да Ивану стародубскому бывшим тогда во Орде». В данном случае имеется в виду племянник князя Ивана — великий князь Владимирский Ярослав III Ярославич (Тверской). Имя жены Ивана I Всеволодовича до нас не дошло, но точно известно, что у него был сын Михаил.

Князь Михаил Иванович Стародубский к 1276 г. после смерти великого князя Василия Ярославича остался последним внуком великого князя Всеволода III. Именно под 1276 г. князь Михаил Иванович первый раз упоминается в летописях по случаю присутствия его на похоронах великого князя Василия Ярославича в Костроме в январе того года. В 1281 г. князь Михаил Стародубский участвовал в междоусобной войне за великое княжение между сыновьями Александра Невского Дмитрием и Андреем на стороне последнего. Под 1315 г. Воскресенская летопись говорит о смерти князя Михаила Ивановича, однако в остальных летописях он упомянут последний раз под 1281 годом.

Князю Михаилу наследовал его сын князь Иван II Михайлович Стародубский, по прозвищу Каллистрат. О нем известно лишь то, что умер он в 1315 г.: «Того же лета преставись князь Иван Михайлович Стародубский, внук Иванов, правнук Всеволож». Следующим стародубским князем стал Федор I Иванович Благоверный. В связи с тем, что во время его княжения обострились взаимоотношения между Московским, Суздальско-Нижегородским и Тверским княжествами, князь Федор Стародубский вынужден был лавировать между сильными соседями, чтобы сохранить независимость своего княжества.

Первый раз он упоминается в летописных источниках под 1319 г. В этом году он выполнял важную дипломатическую миссию: от имени великого князя Юрия Даниловича Московского предлагал мир его постоянным соперникам – князьям Тверского дома. Переговоры завершились успешно. Однако, приходилось считаться и с постоянной татарской опасностью – Русь пребывала под проклятым ордынским игом. Для того, чтобы отвести угрозу набега и утвердиться в своем княжестве, князья должны были ездить на поклон к хану. Каждая такая поездка могла стать роковой.
Второй раз имя князя Федора Ивановича упоминается в летописях под 1330 г., когда он был убит в Орде по приказу хана Узбека: «Того же лета убиша в Орде князя

Федора Ивановича Стародубского, внука Михайлова, правнука Иванова». В исторической литературе существует несколько точек зрения о причинах гибели князя Стародубского. Так, историк конца XIX века А. В. Экземплярский предположил: не погиб ли князь Федор Стародубский по вине Ивана Калиты, который именно в это время начинает теснить удельных князей? Другой точки зрения придерживается историк В. А. Кучкин. По его мнению, стародубский князь погиб по проискам суздальско-нижегородского князя Александра Васильевича, владения которого граничили со Стародубским княжеством. Именно князь Александр Суздальский был заинтересован в ослаблении Стародуба, во-первых, – как непосредственного соседа, во-вторых, – как союзника Москвы.

Существует версия гибели Федора Стародубского за недоданную ордынцам дань, выплачиваемую серебром. Традиция представляет умерщвление стародубского князя как мученичество за православную веру, откуда идет и посмертное его прозвание – Благоверный. Тело князя Федора его бояре из Орды привезли в старинное стародубское село Алексино (позднее это село находилось в Ковровском уезде) и похоронили в церкви в честь Рождества Пресвятой Богородицы, «где от гроба его многим приходящим было исцеление». Князь Федор Благоверный тогда не был канонизирован, но как местночтимый святой и чудотворец пользовался известностью и в XVIII веке. Память его отмечалась 23 июля.

Место погребения князя было обнесено специальной решеткой и служило объектом паломничества окрестных крестьян. При разорении Богородице-Рождественской церкви села Алексина в 1930-х гг. место захоронения Федора Стародубского было затеряно. Развалины же этого храма можно видеть до сих пор. На Поместном соборе Русской Православной Церкви 2000 г. князь Федор Благоверный Стародубский был причислен к лику святых.

С 1330 по 1355 гг. в Стародубском княжестве правил старший сын Федора Благоверного князь Дмитрий Федорович. О нем летописи сохранили только одно известие под 1355 г.: «Преставись князь Дмитрий Федорович Стародубский и положен бысть в своей отчине в Стародубе. И тогда его брат князь Иван Федорович поиде в Орду к хану». У князя Дмитрия по родословным книгам известен лишь один сын Семен, по прозванию Крапива, погибший в 1368 г. во время набега великого князя Литовского Ольгерда на московские земли. По предположению московского генеалога В. С. Безроднова, у Дмитрия Федоровича Стародубского был еще один сын — Федор, от которого, якобы, пошел род князей Путятиных. Но стародубский престол унаследовал младший брат Дмитрия Федоровича князь Иван III Федорович Стародубский, утвержденный в этом качестве в Орде.

Под 1356 г. Никоновская летопись сообщает об этом так: «Тое же зимы приидоша из Орды от хана с пожалованием князь Иван Федорович и сяде на княжении в Стародубе на Клязьме на Отчине своей». В борьбе за великое княжение Владимирское между московским князем Дмитрием Ивановичем (будущим Донским) и суздальским Дмитрием Константиновичем Иван III Стародубский поддержал суздальского князя. После того, как в 1363 г. великокняжеский престол окончательно перешел к московским князьям, Иван III Стародубский и другой союзник суздальского князя Дмитрий Галицкий были изгнаны со своих княжений, и вынуждены были искать убежища в Нижнем Новгороде у тамошнего князя Андрея Константиновича. Дальнейшая судьба князя Ивана III Стародубского неизвестна, но родословные книги показывают его бездетным. Фактически, Стародубское княжество в 1363 г. было захвачено московскими войсками и лишилось независимости, просуществовав в качестве самостоятельного государства ровно 125 лет.

Стародубским князем в том же 1363 г. стал третий сын Федора Благоверного Андрей Федорович Стародубский, превратившийся в послушного вассала великого князя Московского. В составе московского войска князь Андрей со своей дружиной участвовал в 1375 г. в походе на Тверь. По-видимому, князь Андрей в этом походе зарекомендовал себя как опытный воевода. В 1380 г. на Куликовом поле великий князь Дмитрий Иванович Московский поставил Андрея Стародубского воеводой полка правой руки. Другим воеводой того же полка стал другой князь того же имени и отчества — Андрей Федорович Ростовский.

Куликовская битва стала одним из величайших и ожесточенных сражений своего времени. Татарская конница вырубила русские сторожевой и передовой полки, опрокинула полк левой руки и вместе с наемной генуэзской пехотой теснила главный большой полк. Кровопролитная битва оказалась выигранной нашими предками благодаря стойкости русских воинов, удачно выбранной позиции и своевременному удару засадного полка. Но, без сомнения, важным было и то, что правый фланг русского войска – полк правой руки стоял нерушимо, не отступил, не дрогнул, не нарушил строя и не пропустил врага. В этом полку билась стародубская дружина, там бился князь Андрей Стародубский. Он мог погибнуть, в сражении убили четырех русских князей, но уцелел. В 1387 г. князь Андрей Федорович вновь пошел на рать – вместе с дружиной и сыновьями участвовал в походе московского войска на Новгород. Вероятно, это был последний поход 60-летнего стародубского князя. Где-то к 1392 г. он скончался.

До княжения Андрея Федоровича Стародубское княжество еще не дробилось, то есть не выделяло из себя более мелких уделов, поскольку каждый правящий князь имел только одного наследника. К концу XIV столетия Стародубскому княжеству дробления избежать не удалось: князь Андрей вынужден был разделить княжество на четыре удела по числу своих сыновей. Свидетельства об этом разделе содержатся в актах XIV – XV веков, а также в более поздних источниках – родословных книгах.

Старший сын Андрея Федоровича – князь Василий Андреевич, умерший, вероятно, раньше отца, получил в удел волость Пожар, которая в свою очередь перешла к сыну последнего – князю Данилу Васильевичу, по уделу называемому Пожарским. Он стал родоначальником князей Пожарских, столь славных в истории России.

Первоначальный удел князей Пожарских находился на юго-западе Стародубского княжества и включал в себя земли в нынешнем Ковровском районе от поселка Мелехово до Иваново-Эсино, а также села Павловское и Новое, возможно, деревню Старая и смежные земли южнее этой деревни и восточнее деревни Бабурино. В середине XV века большую часть этого удела князья Пожарские поменяли на удел своих родственников князей Ряполовских в Мугрееве на реке Лух.

Самый большой удел получил второй сын князя Андрея Федоровича – Федор II Андреевич Стародубский. Он формально оставался правящим князем Стародубским и старшим над остальными удельными князьями того же княжества. Непосредственно удел Федора II включал в себя все стародубские земли на правобережье Клязьмы, за исключением «Пожара», а также земли на левом берегу Клязьмы между Уводью и Тезой, включая Талецкую волость, но урезанные с севера и востока в пользу уделов его братьев. Сохранившиеся несколько данных грамот князя Федора II Троицкому монастырю (позднейшей Троице-Сергиевской лавре) на озера Смехро и Боровое, датируемые промежутком 1392-1427 гг., являются самыми ранними из известных для Стародубского княжества.

Третий сын князя Андрея – князь Иван Андреевич Нагавица получил в удел восточные земли княжества с центрами в селах Ряполово и Мугреево (сегодня в Южском районе Ивановской области). По первому селу и удел и сам князь получили прозвание Ряполовского. Таким образом, князь Иван Андреевич стал родоначальником фамилии князей Ряполовских, которая, по выделившейся в начале XVI столетия линии князей Хилковых, продолжается и по сей день.

Четвертый сын князя Андрея – князь Давид Андреевич получил в удел территорию на севере княжества: от реки Уводи (от села Антилохово до деревни Постылово, что ныне в Савинском районе Ивановской области) до деревни Ступино и села Воскресенское на Шижегде (также в Савинском районе), а также село Палех с окрестными деревнями (сегодня центр одноименного Палехского района Ивановской области). Вероятно, вследствие того, что в его удел входило село Палех, князь Давид Андреевич получил прозвание Палецкого и стал родоначальником князей Палецких.

Дробление Стародубского княжества на уделы в конце XIV столетия имело свои особенности. Основная из них заключалась в том, что князья Пожарские, Ряполовские и Палецкие владели землями не только вокруг своих удельных центров, а именно: при образовании первых уделов в Стародубском княжестве к уделам младших князей добавлялись села и угодья на территории собственно стародубской округи. Такое распределение владений способствовало политическому единству княжества, поскольку делало удельных князей заинтересованными в сохранении за собой сел, деревень и угодий, расположенных близ главного центра княжества, а этот центр оставался в руках старшего представителя местного княжеского дома.

Дробление Стародубского княжества на уделы произошло в период, когда князь Дмитрий Иванович Московский (Донской) добился слияния Московского княжества и великого княжества Владимирского в единое целое, и когда стало ясным, что существование по-соседству независимого Стародубского княжества препятствует более широким объединительным планам московских князей. В XV веке суверенные князья стародубские становятся служилыми князьями московского дома. Итак, к концу XIV столетия Стародубское княжество распалось на четыре удела. Позднее и они, в свой черед, раздробились на еще более мелкие вотчины.

Процесс распада Стародубского княжества в XV веке был стремителен: первоначальные уделы сами распадались на более мелкие, а те – уже на отдельные вотчины. Князья Пожарские поменялись частью своего первоначального удела с частью удела князей Ряполовских и получили Мугреево, в то время как Ряполовским достались села Иваново, Новое и Павловское с деревнями. Самый большой удел стародубского князя Федора II более всего и подвергся дроблению. У князя Федора II Андреевича Стародубского известно пять сыновей: князь Иван Голибесовский (сын последнего князь Михаил Иванович Голибесовский известен как родоначальник князей Гагариных, род которых стал наиболее обширным из всех ветвей стародубского княжеского дома и по различным линиям продолжается до сих пор), князь Василий Ромодан (родоначальник князей Ромодановских, род которых пресекся в первой трети XVIII столетия), князь Федор III Стародубский, князь Иван Морхиня и князь Петр.

Каждый из них получил самостоятельный удел из владений отца. В удел князя Ивана Федоровича Голибесовского входило село Троицкое (нынешнее Троицко-Никольское Ковровского района) и, возможно, какие-то земли по берегам реки Нерехты. Впоследствии сын князя Ивана Михаил Голибесовский променял село Троицкое князьям Пожарским. Князь Василий Федорович Ромодан получил удел на юго-востоке княжества. В него входили земли к востоку от Стародуба: от сел Мисайлово, Мицыно и Сарыево до сел Ромоданово, Яблонцы и Богоявленской слободы (позднейшей Мстеры). Князьям Ромодановским принадлежала также деревня Чернцы (ныне Ченцы) в непосредственной близости от Стародуба. Эти вотчины оставались в роду Ромодановских до второй половины XVII столетия, а некоторые из них и до начала XVIII века.

Большую же часть земель Федора II унаследовал его старший сын – князь Федор III Федорович, живший в середине XV столетия. Он был последним, по всей видимости, номинальным правящим князем Стародубским, ибо после него княжество распалось окончательно (если не считать старшего сына Федора III бездетного князя Владимира II Федоровича Стародубского самым последним из владетельных стародубских князей). В удел князя Федора III входили все владения его отца на левом берегу Клязьмы, на правом берегу город Стародуб, земли к востоку от него с селами Осипово, Нестерово и Рождественское, а также территория в излучине Клязьмы с селами Овсяниково, Кувезино, Татарово. Сыновья князя Федора III Федоровича – князь Иван Кривоборский, князь Константин Льяло, князь Андрей Кривоборский, князь Петр Осиповский, князь Семен Белая Гузица, князь Иван Овца – в свой черед в середине XV века получили уделы из владений отца.

Наиболее сложно определить местонахождение вотчин старшей ветви князей Стародубских – князей Кривоборских, пошедших от князя Ивана Федоровича Кривоборского.

Следы их владений обнаруживаются в нескольких местах. На рубеже XIV – XV столетий известна вотчина князей Кривоборских село Нестерово в Стародубе. На поздних картах такого села не находится. Однако, используя данные фонда Суздальской провинциальной канцелярии Государственного архива Владимирской области, переписных книг Патриаршего казенного приказа начала XVII века и сведения ковровских краеведов, можно определить местонахождение Нестерово.

Это село находилось в нескольких верстах к юго-востоку от села Коврово и продолжало существовать до конца XVIII столетия как сельцо Новосельское или Новоселки. Данные по землевладению князей Кривоборских обнаруживаются в описании часовни при Николо-Нередическом погосте Ковровского уезда, составленном известным краеведом и книгоиздателем второй половины XIX века И. А. Голышевым. Им было отмечено, что на старинном кладбище погоста обнаружено надгробие князя Мирона Ивановича Кривоборского, скончавшегося в 1608 г.

В духовной грамоте царя Ивана Грозного 1572 г. среди бывших вотчин князей Кривоборских упоминается село Овсяниково. Это село существует до сих пор в составе Ковровского района и находится примерно в девяти километрах к юго-западу от прежнего Нередического погоста. Южнее Овсяникова князю Федору Ивановичу Кривоборскому в конце XVI века принадлежала часть села Шустово на реке Таре (что ныне в Вязниковском районе). Вотчиной Василия Ивановича Большого Кривоборского являлось село Крутое (Крутово) на реке Нерехте. Таким образом, князю Ивану Федоровичу Кривоборскому достались земли в четырех совершенно отдельных вотчинах Стародубского княжества.

Из уделов старших ветвей рода князей Стародубских наиболее хорошо прослеживаются границы удела князей Стародубских-Льяловских. Он состоял из двух частей: Талецкой волости с селом Усолье и земель в верховье реки Мстерки и по правому берегу реки Клязьмы – села Пантелеево, Новое Татарово, Кувезино, деревни Сувориха, Степаново, Дубнево и другие на рубеже нынешних Ковровского и Вязниковского районов. Из них село Пантелеево к 1571 г. было передано Троице-Сергиеву монастырю, за которым и значилось в 1593-1594 гг. Село же Кувезино вместе с семнадцатью деревнями было отдано вдовой князя Семена Ивановича Стародубского-Льяловского княгиней Ефросиньей Московскому Симонову монастырю.

Удел князей Осиповских находился при селе Осипово (ныне в Ковровском районе), но точные его границы определить трудно. Им также принадлежало село Завражье с деревнями и деревня Голышево (в начале XVII века она еще писалась как Осиповская деревня).

Ко времени распада Стародубского княжества в середине XV века, в Стародубе утвердилась, по-видимому, самая сильная в то время ветвь стародубских князей – Ряполовские. Историк конца XIX столетия С. В. Рождественский отмечал, что в середине XV века «род князей Ряполовских был одним из самых могущественых и, следовательно, богатых среди Московских бояр и служебных князей». Неслучайно с конца XV столетия Стародуб начинает упоминаться как Стародуб-Ряполовский.

Что же представлял собой Стародуб в бытность стольным княжеским городом? Советский историк А. М. Сахаров в своей фундаментальной работе «Города Северо-Восточной Руси» относительно Стародуба ограничился лишь самыми общими положениями: «Стародуб имел укрепления, как и всякий другой княжеский город. Поскольку город стоял на важном речном пути, связывавшем Залесскую землю с Нижегородским Поволжьем, можно предположить там наличие условий, способствовавших развитию города. Но прямых указаний на ремесло и торговлю в Стародубе нет. Видимо, Стародуб, бывший центром очень небольшого княжества и являвшийся столицей небогатых князей, оставался незначительным городком XIV – XV веков».

Протяженность валов города составляла чуть более пятисот метров. Церквей, по преданию, в Стародубе имелось 7-8. При них находились надгробия князей, бояр и торговых гостей. У стародубских князей был свой двор, свои бояре и дружина. В грамоте стародубского князя Федора Андреевича, датируемой концом XIV – началом XV веков, упоминаются его бояре Константин Михайлов и Федор Михайлов. Подтверждением погребения стародубских князей в их стольном городе является и летописное известие о кончине князя Дмитрия Федоровича Стародубского в 1355 г. Князь был погребен «в своей отчине в Стародубе». Старое стародубское кладбище с древними надгробиями, по свидетельству ковровского краеведа XIX столетия Николая Ильича Шаганова, было уничтожено в конце XVIII века при строительстве клязьмогородецкой каменной Покровской церкви.

В 1926 г. директор Владимирского краеведческого музея Алексей Иванович Иванов, по происхождению из крестьян Ковровского уезда, бывший выпускник Владимирской духовной семинарии и Петербургской духовной академии, провел археологическое обследование стародубского городища. По результатам своих работ на месте прежнего города Иванов выпустил отдельную брошюру «Кляземский городок, бывший удельный город Стародуб». В ней он дал подробное описание городища:

«Кляземское городище расположено на правом высоком берегу р. Клязьмы в 12 в[верстах] от г. Коврова, вниз по течению. Городище занимает обширное плато, возвышающееся над Клязьмой четырехугольным мысом, который ограничен: с с[еверо]-з[ападной] стороны рекой, а с[еверо]-в[осточной] и ю[го]-з[ападной] глубокими оврагами. Клязьма течет здесь по прямому направлению с ю[го]-з[апада] на с[еверо]-в[осток], причем нынешнее русло отступило от древнего берегового массива приблизительно на 35 м, образовав между подошвой плато и современной рекой пологий скат, застроенный в ю[го]-з[ападной] части зданиями фабрики имени «III Интернационала».

Противоположный берег Клязьмы представляет собой пойменную низменность, простирающуюся верст на 10 в ширину и в значительной степени свободную от лесной поросли. Отсюда городище заметно издалека и имеет прекрасный вид с прилепившимися у его береговой подошвы фабричными строениями и с полукруглой каймой соснового леса, охватывающей линию укреплений с нагорной стороны. В свою очередь, с городища можно наблюдать весьма на далекое расстояние живописные картины пойменных окрестностей…

Городище занимает удлиненную с с[еверо]-в[остока] на ю[го]-з[апад] площадку и должно быть отнесено к числу крупнейших во Владимирской губернии, так как ширина площадки, взятая вместе с укреплениями, доходит до 136 м, а длина до 176 м. Площадка городища представляет собой несколько покатую к Клязьме поверхность и весьма хорошо защищена со стороны реки и оврагов крутыми скатами, имеющими высоту от 15 до 35 м. По верху скатов идут земляные валы, в значительной части хорошо сохранившиеся. С юго-восточной стороны, не имеющей естественной защиты, городище укреплено валом и рвом, пересекающими мыс почти по прямой линии и упирающимися концами в овраги. Все четыре вала имеют протяжение 506 м и представляют собой форму удлиненного четырехугольника с овалами в южном, западном и северном углах.

Наиболее хорошо сохранился с[еверо]-в[осточный] вал. Он тянется в совершенно прямом направлении с ю[го]-в[остока] на с[еверо]-з[апад] по обрыву оврага на протяжении 95 м, а затем делает изгиб к з[ападу] протяжением в 32 м, образуя овал. Высота вала по внутреннему откосу 8-10 м, ширина в основании 8 м. В ю[го]-в[осточном] конце вала, на месте стыка с ю[го]-в[осточным] валом, находится древний проход или ворота, шириной 8 метров.

Ю[го]-в[осточный] вал также довольно хорошо сохранился. Высота его по внутреннему откосу в с[еверо]-в[осточной] части 8-10 м, а в ю[го]-з[ападной] 4-5 м. Внешний откос имеет глубину от 12 до 20 м. Вал тянется вначале на протяжении 105 м совершенно в прямом направлении с с[еверо]-в[остока] на ю[го]-з[апад] перпендикулярно с[еверо]-в[осточному] валу, а затем делает почти правильный дуговой изгиб к з[ападу] длиной 60 м до соединения с ю[го]-з[ападным] валом. На расстоянии 50 м от с[еверо]-в[осточного] конца вал перерыт в недавнее время для въезда на территорию городища. Проход имеет ширину до 8 м. Профиль обреза обнаруживает, что вал насыпан из глины и песка, вынутых, вероятно, здесь же при устройстве рва и углублении площадки.

Ю[го]-в[осточный] вал самый короткий. Он тянется прямо с ю[го]-в[остока] на с[еверо]-з[апад], параллельно с[еверо]-в[осточному] валу и имеет в длину 74 м. Ширина в основании 8 м, а высота по внутреннему откосу от 3 до 5 м. Северо-западный конец вала несколько испорчен при постройке здесь фабрики.

С[еверо]-з[ападный] вал, обращенный к Клязьме, значительно разрушен обвалами и разработками при постройке у подошвы городища фабричных зданий. Сохранился только внутренний откос, который показывает, что вал имел те же очертания, что и юго-восточный вал: первоначально он шел почти по прямому направлению с с[еверо]-в[остока] на ю[го]-з[апад] на протяжении 80 м, а затем делал дуговой изгиб к ю[гу] длиной около 60 м до соединения с юго-западным валом. Высота вала по внутреннему откосу 3-5 м, ширина в основании до 8 м. Внешний откос сохранился только в северо-восточной половине, а в юго-западной он весь почти уничтожен обвалами и разработками известкового камня.

Профиль среза, обнаженный указанными разработками, великолепно обрисовывает геологическое строение берегового массива, на котором стоит городок. Сверху до глубины 0,7 м идет серой окраски культурная почва с черепками, углем и другими признаками жилья. Ниже залегает желтая рыхлая глина, под которой выступают компактные пласты красной глины. С глубины 2-2,5 м начинается известковая порода сначала рыхлого мучнистого строения, а затем на некоторой глубине переходящая в довольно твердый однообразный массив».

Относительно промыслов жителей Стародуба А. И. Иванов предполагал, что ими были земледелие, скотоводство и рыболовство. Археологические находки позволили сделать вывод о наличии в городе развитого гончарного производства. Временем наибольшего расцвета Стародуба можно считать XIII – XV века, когда он являлся столицей самостоятельного княжества.

Но в XV столетии этот город уже потерял прежнее значение местного административного и военного центра и запустел. Упадок прежнего стольного города начался уже после погрома лета 1411 г., когда на Владимирский край совершили набег татарский царевич Талыч и воевода нижегородского князя Даниила Борисовича Семен Карамышев. В Никоновском списке Русской летописи говорится, что татары и их пособники во Владимире и его окрестностях «…людей избиша без числа много, и богатство их взяша». Возвращаясь из набега на Владимир, татары спалили и Стародуб.

Следующий удар хиреющему центру прежнего Стародубского княжества нанесли события феодальной войны 1430-1450-х гг., когда великокняжеский престол у незадачливого правителя и никудышного полководца Василия II оспаривали его ближайшие родственники князья галицко-звенигородские. Во время десятилетиями тянувшихся междоусобных войн стародубская земля, князья которой активно поддерживали московского князя, не раз подвергались разорению. К концу XV века Стародуб перестал считаться центром местной княжеской династии и окончательно потерял статус стольного города.

По мнению видного советского историка А. А. Зимина, «остатки суверенных прав на Стародуб потомки князей стародубских потеряли где-то около 80-х годов XV века». Однако другой советский историк В. Б. Кобрин обратил внимание, что великий князь Иван III Васильевич в 1504 г., перечисляя в духовной как свои вотчины Тверь, Ярославль, Ростов, умалчивает о Стародубе-Ряполовском. Кобрин делал вывод, что «акты стродубских князей XV в. подтверждают, что они в это время продолжали пользоваться княжескими правами». Однако при Иване Грозном Стародуб окончательно стал государевым владением.

Насколько поселение, известное под именем Стародуба, соответствовало статусу города – сказать трудно. Возможно, что окончательно город Стародуб был уничтожен зимой 1541 г., когда казанский царь Сафа-Гирей с 30-тысячным войском «муромские места и Стародуб-Ряполов и Пожарских князей отчину пусту учиниша, а людей много в полон поимали». Зимой 1544-1545 гг. новый набег татар еще раз прошел по уже разоренной стародубской земле. Но и без того в грамотах 1521-1522 и 1526 гг. Стародуб именуется как «городище». Именно в документе 1526 г. называются имена двух стародубцев, подписавших грамоту: это городецкий староста Матюшка Есипов да его помощник Игнашка Иванов сын Кушаков.

В 1566 г. царь Иван IV Грозный «городища Стародуб-Ряполовской» отдал своему двоюродному брату князю Владимиру Андреевичу Старицкому в придачу к «вымяненному» Звенигороду. В. А. Старицкий выдвигался в качестве возможного претендента на престол группой знати, недовольной правлением Ивана IV. Находившийся под сильным подозрением со стороны московских властей, князь Старицкий имел немало сторонников в своем уделе, принадлежавшем еще его отцу князю Андрею Ивановичу Старицкому, брату великого князя Василия III.

Царь стремился ослабить потенциального претендента на престол, отобрав у него прежние удельные вотчины, дав взамен менее ценные города и села. В числе последних оказался и Стародуб, имевший прежде статус удельного центра, но находившийся к середине XVI века в полном упадке. Князь Владимир Старицкий владел Стародубом около двух лет. Вскоре и новые его вотчины были вновь отобраны царем, а самого неудачливого претендента на московский трон казнили вместе с его женой и сыновьями в 1569 г.

В конце 1568 – начале 1569 г. Иван Грозный передал Стародуб-Ряполовский «со всем уездом как было за князем Володимером Ондреевичем опроче вотчинников» князю Михаилу Ивановичу Воротынскому, «взяв на себя» вотчину последнего – города Одоев и Новосиль «со всем уездом тех городов». Князь Михаил Воротынский принадлежал к черниговской ветви рюриковичей. Его отец Иван Михайлович Воротынский был известен как «победоносный воевода» в войнах первой половины XVI столетия против литовцев и татар. Князь Михаил Иванович Воротынский подобно отцу много раз отличался на ратном поприще, за отличие при взятии Казани был пожалован боярином со званием государева слуги. Однако в царствование Ивана Грозного никто не был застрахован от опалы.

В 1561 г. М. И. Воротынский был сослан на Белоозеро, а его имения – конфискованы. Только в 1565 г. царь вернул князя из ссылки. Вскоре после этого вместо прежних родовых вотчин Воротынскому были даны новые владения — в том числе и Стародуб-Ряполовский. Сделано это было с той же целью, как и ранее с князем Владимиром Старицким, чтобы ослабить авторитетного и талантливого воеводу. Стародубом князь М. И. Воротынский владел около трех лет. Летом 1572 г. крымский хан перешел Оку. Дорогу крымцам преградил князь Воротынский и разбил неприятельское 120-тысячное войско в 50-ти верстах от Москвы на берегу реки Лопасни. После этой победы Воротынскому был пожалован город Перемышль взамен менее ценного Стародуба. Вскоре, однако, воевода вновь оказался в опале и в 1577 г. умер от пыток.

Таким образом, в 1572 г. Стародуб вновь стал государевым дворцовым селением. В качестве владения Ивана Грозного он называется в духовной царя 1572 г. в числе вотчин, предназначенных царевичу Ивану Ивановичу. В данном документе 1572 г. Стародуб именуется городом. Последний раз в качестве города Стародуб называется в «Книге Большому Чертежу» – описании всего Московского государства, составленном в 1627 г. при первом царе из династии Романовых Михаиле Федоровиче. В разделе «О Клязьме» этого исторического памятника говорится:

«…А ниже Володимера 60 верст на Клязьме город Стародуб.
А ниже Стародуба 30 верст пала в Клязьму река Теза, протоку реки Тезы 70 верст.
А на реке на Тезе с левые стороны город Лух; от Стародуба до Луха 60 верст. […]
А ниже Стародуба 150 верст, на Клязьме город Гороховец; а ниже Гороховца 25 верст Клязьма пала в Оку…»

Однако «Книга Большому Чертежу», хотя и составлялась с учетом данных первой трети XVII века, вобрала в себя также сведения так называемого «старого чертежа», составленного еще при царе Борисе Годунове. Поэтому Стародуб мог именоваться в «Книге Большому Чертежу» городом именно в соответствии с данными конца XVI столетия. После событий Великой Смуты, о которых будет сказано ниже, Стародуб вряд ли бы мог сохранять свой городской статус. Он был основан в качестве форпоста, защищавшего с востока по Клязьме Владимир и Суздаль.

Город выполнял функции крепости и административного центра княжества. Но его роль как экономического центра была, по-видимому, не более чем на уровне окрестных торговых сел. Когда прежняя пограничная крепость оказалась глубоко в тылу после завоевания Казанского и Астраханского ханств, а значение Стародуба как центра местного управления сошло на нет, то старый город практически перешел на положение села. От прежнего стольного града остались лишь одни предания, да валы старого городища.

Существовала устойчивая историческая традиция, согласно которой считалось, что захиревший Стародуб, не раз именовавшийся «городищем» уже в XVI столетии, постепенно стал селом и, как бы в память о прежнем своем городском прошлом, стал именоваться «Кляземский городок». Однако подобное изложение последовательности событий неверно. И Стародуб, и Кляземский городок существовали одновременно. В писцовых книгах 1592 г. дьяка Якова Петровича Вельяминова говорится о взимании мыта на реке на Клязьме [платы за перевоз], «а ведают тот мыт на реке на Клязьме на государя городка Кляземского посацкие люди». Надо полагать, что Кляземский городок и возник как посад при прежнем Стародубе. Со временем Стародуб захирел окончательно, а прежний его посад стал селом.

Роковыми для Стародуба стали события начала XVII века, которые вошли в историю России под названием Смутного времени. Потрясения этих лет были в значительной степени предопределены окончанием династии Рюриковичей в январе 1598 г. со смертью царя Федора Иоанновича. После его кончины царем был избран талантливый политик и опытный царедворец боярин Борис Федорович Годунов, брат жены умершего государя Ирины. Однако, положение избранного на царство Бориса Годунова, при всех его личных достоинствах, оставалось достаточно неопределенным. Церковные установления и многовековые традиции не давали никаких примеров для того, как быть в случае пресечения правящего царского рода. Народ в большинстве своем не мог примириться с отсутствием природного государя. Как многолетний и видный сподвижник царствований Ивана IV и Федора I царь Борис был способен удержать власть в своих руках, но его попытки создать династию окончились неудачей.

Едва только возник слух о том, что младший сын Иоанна Грозного Димитрий, погибший по официальной версии в 1591 г. в Угличе, жив, едва разнеслась весть о его походе на Москву, династия Годуновых рухнула. Молодой царь Федор II Борисович в июне 1605 г. был злодейски убит, покинутый всеми без исключения своими подданными. Желанный Димитрий вступил в Москву и сел на прародительском престоле при всеобщем ликовании столицы. Вскоре, однако, эйфория улеглась и оказалось, что Димитрий не такой уж и желанный, почти что и не Димитрий вовсе. Его пренебрежение к обычаям старины, потворство заполонившим Москву полякам и казакам, попытка насаждения католичества («поганого латинства») и в конечном счете полное непонимание существовавшей обстановки привели к тому, что новоявленный царь в мае 1606 г. был растерзан толпой. Вдруг открылось, кстати, что он был не Димитрий Иоаннович, а самозванец.

Сразу же по убиении этого Лжедимитрия, в нужное время и в нужном месте оказался опытный политик и выдающийся интриган князь Василий Иванович Шуйский, который как-то вдруг, якобы по всенародному избранию, стал царем. Вскоре выяснилось, что импровизированные выборы руководителя государства были, выражаясь современным языком, фальсифицированы. Большинство населения не только России, но даже и Москвы вовсе не испытывало горячего желания видеть на престоле лукавого царедворца Шуйского. Тогда еще не додумались принять положение о выборах, когда для избрания достаточно большинства в 51% от четверти избирателей, поэтому царю Василию пришлось столкнуться с отчуждением провинций, неудовольствием своих прежних соратников-заговорщиков (раздраженных скупостью нового царя) и открытым нерасположением к нему патриарха Гермогена.

Новый царь не был популярен в народе, кроме того, частая смена декораций в столице в значительной степени дискредитировала центральную власть. Следствием стали восстание Болотникова и появление нового самозванца. Первый из них едва не взял Москву, но постепенно был оттеснен, и, в конце концов, в октябре 1607 г. Болотников и его соратники сдались Шуйскому в Туле. Но войско второго Лжедимитрия в начале июня 1608 г. подступило к Москве и встало около нее лагерем. По этому лагерю в подмосковном селе Тушино второго самозванца вскоре прозвали «тушинским вором», он, фактически, был лишь прикрытием для нашествия поляков под видом восстановления в правах законного государя.

Непопулярность Шуйского привела к тому, что многие города и уезды вначале признали власть Лжедимитрия II. Но неистовства польских панов и казаков в подвластных им землях, неудачная осада польскими воеводами Сапегой и Лисовским в 1608-1610 гг. Троице-Сергиева монастыря и наступление царского войска под началом талантливого полководца князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского привели к бегству самозванца в Калугу и освобождение Москвы от осады.

Но ситуация вновь осложнилась. В сентябре 1609 г. польский король Сигизмунд III начал уже ничем не прикрытую войну против России и осадил Смоленск. М. В. Скопин-Шуйский неожиданно скончался (сразу стали говорить об его отравлении), а в июне войско Шуйского было разбито под Можайском польским воеводой Жолкевским. Царь Василий Шуйский оказался смещенным с престола по проискам Боярской думы так же беззаконно, как и был на него избран. Дума, вступив по существу на путь предательства, признала царем принца Владислава, сына и наследника польского короля. В сентябре 1610 г. изменники бояре сдали полякам Москву. Наступило самое опасное время для Русского государства. Само его существование оказывалось под вопросом. Сигизмунд III желал править на Руси от имени сына. Господство поляков в столице вызвало сильнейшее возмущение населения, которое испытывало жестокие притеснения со стороны завоевателей.

19 марта 1611 г. в Москве началось восстание жителей против захватчиков и их пособников, поддержанное небольшим воинским отрядом зарайского воеводы князя Дмитрия Михайловича Пожарского. После многочасовых боев полякам удалось отбиться. Князь Пожарский, трижды раненый, был увезен в свою суздальскую вотчину. Москва почти полностью выгорела. 21 марта к сгоревшей столице подошли отряды первого земского ополчения, но из-за недостаточности сил и раздоров своих вождей войти в город не смогли. К осени 1611 г. Россия стояла на краю пропасти. Сигизмунд III взял Смоленск и удерживал Москву, войско шведского короля Карла IX захватило Новгород Великий, в Пскове засел новый самозванец Лжедимитрий III. Единое правительство в России как таковое отсутствовало. Повсеместно лилась кровь, фактически шла гражданская война. Призывавшего к борьбе с интервентами и их приспешниками патриарха Гермогена поляки уморили голодом в феврале 1612 г. Таким вот образом в начале XVII столетия Россию пытались включить в пределы цивилизованной Европы.

Но, наконец, бесконечное терпение русских людей истощилось. Необходим был только лидер, умеющий объединить силы народа и направить их по нужному пути. Таким человеком стал нижегородский земский староста Кузьма Минин. По его предложению воеводой в Нижний Новгород был приглашен князь Д. М. Пожарский. Опытный полководец Пожарский, талантливый организатор Минин составили идеальную пару для совместных действий. Разрозненные силы Северо-Восточной Руси обрели своих вождей. Началось создание второго земского ополчения. Бесчинства поляков увеличивали войско Минина и Пожарского.

В марте 1612 г. второе ополчение впервые показало свою силу и стремительным ударом захватило Ярославль. Засевшие в Москве поляки не могли ничего противопоставить неумолимо надвигавшейся на них земской рати. 20 августа 1612 г. войско Пожарского вступило в Москву. Последнюю попытку переломить неблагоприятно складывающуюся для поляков ситуацию предпринял польский воевода Кароль Ходкевич. С сильной армией подступил он к Москве 22 августа, но в трехдневных жестоких и упорных боях был разбит и отброшен от столицы. Еще остававшийся в осажденных Кремле и Китай-городе польский гарнизон был обречен. Среди засевших в центре Москвы поляков начался голод. 22 октября казаки захватили Китай-город. Через пять дней сдался кремлевский гарнизон интервентов.
Война с поляками, шведами и просто с отдельными разбойничьими отрядами продолжалась с тех пор еще почти семь лет. Вновь поляки подступали к Москве и вновь оказались биты. Но Русское государство было восстановлено, в феврале 1613 г. Земский собор избрал новым царем Михаила Романова. Годы Смуты, годы «великого литовского разорения» до сих пор считаются одним из тяжелейших периодов отечественной истории.

С началом событий Смуты их эхо докатилось и до пределов Владимирского края. С появлением под Москвой Лжедимитрия II осенью 1608 г. близлежащие к столице города стали принимать сторону самозванца. Из городов прежней Владимирской губернии первым признал «тушинского вора» Переславль-Залесский в октябре 1608 г. Незадолго перед тем отряд польского воеводы Яна Сапеги осадил сравнительно близко расположенный к Переславлю Троице-Сергиевский монастырь. Вероятно, от Сапеги и были посланы люди «прельстить» переславцев отпасть от царя Василия Шуйского. Подкрепленные реальной силой заманчивые предложения самозванца сделали свое дело: переславцы признали «тушинского вора» своим государем и даже помогли подготовить экспедицию в Суздаль, дабы и этот город передать под руку поляков и Лжедимитрия II. Но суздальцы оказались достойны переславцев и сами, подстрекаемые неким предателем по прозванию Меншик, целовали крест на верность самозванцу.

Узнав о таком рвении жителей Суздаля, Лжедимитрий II послал им 23 октября похвальную грамоту с обещанием всевозможных милостей за усердие. Поддержал переход на сторону самозванца и тогдашний архиепископ суздальский Галактион. Тогда же, по всей видимости, в числе прочих суздальских сел признало Лжедимитрия и село Коврово. Изменившие Шуйскому воеводы Иван Годунов и Федор Плещеев с помощью отряда польского воеводы Лисовского захватили и привели под руку самозванца Владимир и Муром. В этом многотрудном деле отличились также изменники Григорий Аргамаков и Григорий Мякишев.

Вслед за Владимиром безропотно признали власть самозванца Ярополч и Гороховец. В пределах бывшей Владимирской губернии единственным городом, активно выступившим против мнимого царевича и его иноземных друзей, стала Шуя. Этот город был старинной вотчиной князей Шуйских и был верен своему князю, ставшему российским государем. С отрядом Плещеева шуяне «билися насмерть», однако, не смогли устоять под соединенным натиском суздальцев и поляков Лисовского. Как пишет историк того времени, «в начале ноября [1608 г.] разграбленная и сожженная Шуя покорилась» самозванцу.

Казалось, что господство «тушинского вора» и поляков установилось во Владимирском крае надолго, но такое представление оказалось обманчивым. Силы поляков и активно примкнувших к ним русских пособников оставались сравнительно невелики, чтобы удерживать в повиновении большую территорию. Население же уездов Северо-Восточной Руси постепенно приходило в себя после натиска Лжедимитрия и, хорошо познакомившись с бесчинствами его польских союзников, начинало искать способы освободиться от новой власти. Все недовольные властью тушинцев обращали свой взгляд к Нижнему Новгороду, который категорически отказался признать царем самозванца.

Нижегородские воеводы князь Александр Андреевич Репнин и Андрей Семенович Алябьев, тамошние дьяки и церковные власти выражали единодушное желание, поддержанное большинством горожан, «за Государево Василия Ивановича [Шуйского] крестное целование помереть». Собравшись с силами и получив помощь из Поволжья от воеводы Федора Ивановича Шереметева, нижегородцы в декабре 1608 г. выступили на Муром. Этот первый их поход оказался неудачным и закончился вынужденным отступлением, ибо «тушинский вор» послал на Нижний своего воеводу князя Семена Вяземского с ратью.

В январе 1609 г. в сражении под самым Нижним Новгородом войско Лжедимитрия было разбито, а предводительствовавший им изменник Вяземский взят в плен и повешен. Не опасаясь более нападений с тыла, нижегородский воевода А. С. Алябьев к марту 1609 г. освободил Муром. Незадолго до того восстали против поляков Ярополч с окрестными селами, в числе которых были села Кляземский городок, Петровское, Осипово и, по-видимому, Коврово и Троицкое.

Против них выступил суздальский воевода самозванца Федор Плещеев. 6 марта 1609 г. Плещеев с суздальцами, пан Жичевский с ротой поляков и голова Петр Опухтин с казаками после обстрела из пушек взяли штурмом и сожгли Холуй и Кляземский Городок, перебив их защитников. Тогда же были сожжены и все мятежные села. 11 марта 1609 г. суздальский воевода самозванца Ф. Плещеев послал польскому гетману Сапеге своего рода отчет о проделанном походе:

«Господину пану Яну Петру Павловичю Сапеге, канстеляновичю Киевскому, старосте Усвятцкому и Керепетуцкому, Федор Плещеев челом бьет. Ходили, господине, в Суздальский уезд, на Государевых изменников, твоего полку пан Жичевски с ротою, да казачья голова Петр Опухтин м казаки, да я от себя посылал пана Матрына Собелского с казаки, которые воры были с собранье, на Холую на посаде и на городке на Кляземском: и Божиею, господине, милостью, и Государевым царевым и великого князя Дмитрия Ивановича всея Руси сщастьем, и вашим рыцарским промыслом, в Холую на посаде и на городке на Кляземском, воров побили, а иных, в осаде, пожгли марта в 6 день; и пришли, господине, в Суздаль, воров побив, марта в 10 день, а на завтрее пошли в Ярославль, по твоей грамоте. А я тебе господину своему челом бью».

До сих пор в Клязьминском городке местные жители находят железные пушечные ядра, оставшиеся с того давнего мартовского боя. Любопытно, что найденные ядра принадлежат, по крайней мере, четырем различным орудиям. По весу ядер и их калибру можно выделить следующие:

Вес 50 грамм (0,12 фунта), калибр 23,4 мм
Вес 150 грамм (0,37 фунта), калибр 33,5 мм
Вес 585 грамм (1,43 фунта), калибр 52 мм
Вес 750 грамм (1,83 фунта), калибр 56 мм

Два первых ядра принадлежат орудиям типа волконеи медной или волконейки – распространенному в начале XVII века классу малокалиберных артиллерийских орудий. Третье ядро можно определить как относящееся к так называемой пищали железной скорострельной или волконее малой. Подобные скорострельные орудия были наиболее распространены в России в первой половине XVII века. Наконец, четвертое из ядер было выпущено из пищали волконеи большой или просто волконеи большой. Это также довольно распространенный тип орудия среднего калибра того времени.

Известно, что в Суздальской крепости, откуда шел отряд приверженцев Лжедимитрия, имелась своя городовая артиллерия. Вероятно, именно оттуда и были взяты пушки для усмирения непокорных сел Стародубского края. Отряд Плещеева взял, в основном, скорострельные малокалиберные орудия, которые легче было перевозить в условиях плохих дорог и возможной распутицы в начале марта. В то же время представляется весьма примечательным то обстоятельство, что данный отряд не поленился тащить пушки из достаточно удаленного от места боев Суздаля против «мужиков».

Вероятно, сопротивление последних было достаточно упорным, и бой на валах Стародуба выдался ожесточенным. Тому подтверждением является активное применение артиллерии, причем, по-видимому, поляки стреляли и калеными ядрами с целью вызвать пожар в крепости, в чем и преуспели. Защищавшие стародубскую крепость местные жители, среди которых едва ли было сколько-нибудь значительное количество ратных людей и, надо полагать, имелся недостаток даже в стрелковом огнестрельном оружии, не смогли устоять перед натиском хорошо вооруженного регулярного войска с пушками.

Но эта карательная экспедиция способствовала лишь росту недовольства самозванцем и его властью. В конце марта восстали жители Владимира, поддержанные муромским отрядом Алябьева. Стоявшего за «тушинского вора» владимирского воеводу Вельяминова горожане забили камнями насмерть. В начале апреля польские паны Лисовский и Сума осадили Владимир и попытались вернуть город, но после четырехдневных боев, понеся чувствительные потери, отступили обратно в Суздаль. Вскоре освободилась от власти самозванца и Шуя.

Теперь уже под угрозой нападения оказались основные опорные пункты тушинцев во Владимирском крае – города Суздаль и Юрьев-Польской. Польский командующий Петр Сапега послал на подмогу в Суздаль отряд казаков, при помощи которого суздальский воевода Плещеев с панами Сумой и Просовецким вновь попытался овладеть Владимиром и в июне 1609 г. осадил город. В то же время на помощь к владимирцам подошел воевода Шуйского Федор Иванович Шереметев, но поляки нанесли ему поражение. Но на другом направлении силам самозванца довелось испытать чувствительный удар: в сентябре воеводы племянника царя, – князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, Семен Головин и Григорий Валуев освободили Переславль-Залесский.

Сам князь Скопин-Шуйский в ноябре того же 1609 г. пришел в Переславль, а в декабре занял Александрову слободу (нынешний город Александров). Поляки ушли из-под Владимира, взять обратно который так и не смогли. В их руках остался только Суздаль, где укрепился польский воевода Александр Лисовский. Против него отправились царские воеводы князья Борис Лыков и Яков Барятинский, но были отбиты Лисовским с немалым уроном. Но частный успех уже не мог помочь иноземцам и их пособникам.

В феврале 1610 г. основная польская рать под началом Яна-Петра Сапеги потерпела поражение от М. В. Скопина-Шуйского под Дмитровым. Чтобы не оказаться отрезанным от своих и не попасть в мышеловку, Лисовский в марте 1610 г. сам ушел из Суздаля на соединение с Сапегой под Великие Луки. В начале апреля шуйский воевода Яков Прокудин вступил в Суздаль. Вслед за этим городом был освобожден и Юрьев-Польской.

Господство поляков в течение почти полутора лет во Владимирском крае привело к значительному разорению местных городов, сел и деревень. Очень много селений было разрушено, сожжено и разграблено. Местным жителям чинились всяческие насилия, много людей погибло, часть населения городов и сел укрылась в лесах. Никогда со времен татарских набегов Владимиро-Суздальская Русь не терпела подобного разорения. Положение усугублялось тем, что часть русских людей перешла на сторону иноземцев. Фактически, наряду с борьбой против интервентов шла и гражданская война. Наиболее тяжкие времена и жестокие сражения Смутного времени были еще впереди. Но для Владимирского края самой трудной порой стали именно 1608-1610 гг. В 1611-1612 гг. основные события разворачивались уже к северу и западу от Владимирских пределов.

В многовековой истории нашего края есть немало примечательных событий, которые до сих пор недостаточно изучены. Одним из них является убийство владимирцами своего воеводы Вельяминова. Это случилось 27 марта 1609 года во время знаменитой Великой Смуты. В допетровской Руси воевода в провинции являлся высшим должностным лицом. Он был тем, чем позже стал губернатор. Убийство воеводы-губернатора подчиненным ему населением – такое беспрецедентное событие во Владимире случилось лишь однажды. Как же все произошло, и кто такой этот воевода Вельяминов?

В трудах по истории Владимира об убийстве воеводы вспоминают часто. Но обычно авторы предельно лаконичны. Сюжет вкратце таков. В 1609 г. владимирский воевода Вельяминов поддерживал самозванца Лжедмитрия II, прозванного «Тушинским вором» – по военному лагерю в подмосковном селе Тушино. Этот претендент на русский трон при помощи польских отрядов осаждал Москву. В столице затворился «боярский царь» Василий Шуйский. По всей стране велась борьба между приверженцами «царя Димитрия» и царя Василия. Во Владимирском крае шла настоящая война. Партия Шуйского, опираясь на Нижний Новгород, наступала на Владимир, Муром, Суздаль и другие города, занятые в 1608 г. отрядами самозванца. Владимирский воевода Вельяминов сопротивлялся нижегородцам.

Вот, например, изданное в 1997 г. во Владимире учебное пособие для школ «История Владимирского края с древнейших времен до конца XVIII века» под редакцией профессора Д. И. Копылова. В нем о событиях 1609 г. написано так: «Владимирцы подняли восстание, в котором участвовали представители всех социальных слоев… Воеводу П. Вельяминова схватили и повели исповедываться протопопу соборной церкви. После исповедывания протопоп публично назвал Вельяминова врагом Русского государства. Воеводу вывели на площадь и «всем миром» забили камнями насмерть. Затем жители отворили ворота города нижегородцам и присягнули В. Шуйскому».

Откуда такие факты? Все вышеизложенное – сокращенный пересказ отрывка из «Истории России с древнейших времен» Сергея Соловьева. У Соловьева, кстати, Вельяминов назван только по фамилии без инициала «П». А откуда подчерпнул такие сведения классик отечественной историографии? Несложные поиски привели нас к источнику, известному под названием «Новый летописец» – классическому памятнику русского летописания начала XVII века. Глава под номером 193 «Летописца» называется «Об обращении города Владимира»:

«В городе же Владимире познали люди дьявольскую прелесть и, помня о своих душах и крестном целовании, начали обращаться к Московскому государству. Воевода же Михаил Тумак Вельяминов не захотел обратиться к Московскому государству и к царю Василию и начал стоять за Вора. Люди же города Владимира его схватили и повели в соборную церковь, чтобы ему причаститься. Отец же его духовный, соборный протопоп, его причастил, и вели его из церкви, и говорили всем людям: «Сей враг есть Московскому государству». Они же его взяли и миром убили камнями, а сами поцеловали крест царю Василию и с воровскими людьми начали биться не щадя голов своих».

Первоисточник доказывает, что С. М. Соловьев, а вслед за ним и его переписчики, немного напутали. Настоятель Владимирского Успенского собора не нарушал тайну исповеди. Не он, а толпа называла Вельяминова «врагом Московского государства». Да и сам несчастный воевода, наконец, назван по имени. Причем, оказывается, его звали Михаил, а не «П». Более подробные розыски помогли установить, что Михаил Иванович Вельяминов, по прозвищу Тумак, столь несчастливо кончивший свои дни в конце марта 1609 г. во Владимире, был человеком с любопытной и весьма достойной биографией.

Он происходил из старомосковского боярского рода, одного корня с фамилией Годуновых и Сабуровых. Служба М. И. Вельяминова началась еще в 1575 г. при царе Иване Грозном, когда он был назначен воеводой в небольшой городок Невель в Полоцкой области на западной российской границе. В 1577 г. Вельяминова перевели осадным головой в город Усвят, уже на восточной границе государства. В 1588 г. он был отправлен в Великий Новгород, бывший тогда важнейшей крепостью. В 1592 г. воевода Вельяминов убыл в Ржев, где возглавил заставу-карантин, выставленный по случаю разразившейся эпидемии чумы.

В 1595 г. с титулом наместника Кашинского М. И. Вельяминов вместе с дьяком Власьевым был отправлен послом к императору «Священной Римской империи» Рудольфу II Габсбургу в город Прагу. В качестве подарков московские послы привезли меха соболей, куниц, лисиц, бобров, волков и белок — всего почти на 45 тысяч рублей. По тогдашним меркам это было фантастическое состояние, на которое можно было купить пол-Москвы. Искушенный в жизни германский император столь поразился такими дарами, что, забыв про дипломатию и этикет, публично заявил: «Прежние цесари и советники никогда такой большой казны, таких дорогих соболей и лисиц не видывали».

Он расспрашивал послов, где водятся такие звери? Вельяминов отвечал: «Эти звери водятся в государевом государстве, в Конде и Печоре, В Угре и Сибирском царстве, близ Оби – реки великой, от Москвы больше 5000 верст». Так со слов посла Вельяминова европейцы знакомились с неведомой для них Сибирью. Царь Федор Иванович остался доволен посольством Вельяминова. Последнему было пожаловано 200 рублей, на которые можно было купить сразу несколько деревень.

В 1598 г. на московский престол взошел Борис Годунов. Он стал всячески продвигать своих «однородцев» Годуновых, Вельяминовых и Сабуровых. Ветеран ратной и дипломатической службы М. И. Вельяминов был приближен ко двору и сделан думным дворянином – членом Боярской думы. После смерти царя Бориса в 1605 г. и убийства его сына царя Федора в Московском государстве началась многолетняя Смута. Вскоре погиб и самозванец Лжедмитрий I, а власть захватил «лукавый царедворец» Василий Шуйский, издавна враждебный старому окружению дома Годуновых. Неудивительно, что М. И. Вельяминов при первой возможности выступил против царя Василия и принял сторону Лжедмитрия II. «Царь Дмитрий Иванович» назначил его в 1608 г. воеводой во Владимир. То, что противодействие Василию Шуйскому со стороны Вельяминова было идейной борьбой, а не просто поиском лучшей доли, владимирский воевода доказал своей героической смертью.

Когда 27 марта 1609 г. к Владимиру подошли войска воевод Шуйского Андрея Микулина и Федора Левашова, владимирцы, прежде присягнувшие «царю Димитрию», стали «целовать крест» царю Василию. Хотя сами всего за полгода перед тем изменили ему. Горожане потребовали новой присяги и от воеводы Вельяминова. Согласись он на их требование, остался бы жив. Его соратник по службе Лжедмитрию II суздальский воевода Федор Плещеев, разоривший множество суздальских и владимирских сел, успел, к примеру, бежать вместе с поляками. А потом вовремя переметнулся обратно на сторону нижегородцев и умер своей смертью в 1633 г., будучи в чести у царя Михаила Федоровича Романова.

Но владимирский воевода отказался нарушить присягу и поплатился за это головой. Если бы тогда победил Лжедмитрий, то Вельяминова навсегда бы записали в герои, наподобие Ивана Сусанина. А так в летописях и исторических трудах он прочно попал во «враги».

Михаил Вельяминов не был проходимцем или авантюристом. Это цельная натура, незаурядный человек со сложной и трагической судьбой. С его именем связана одна из самых драматических страниц нашей местной истории за последние 400 лет. Та самая страница, на которой навечно запечатлена гибель последних остатков древнего Стародуба.

После Смутного времени почти вся территория бывшего Стародубского княжества оказалась в составе Суздальского уезда и Суздальской же епархии. По церковному делению село Кляземский городок вошло в состав Решемской десятины с центром в слободе Решма на Волге. Живший в середине XVIII столетия ключарь суздальского Богородице-Рождественского собора Анания Федоров писал в 1754 г. о Решемской десятине:

«Решемская десятина имя имеет себе по дворцовой слободе, сущей в той десятине Решме (на берегу реки Волги в 150 верстах от Суздаля), которая десятина от Суздаля лежит на равноденственный восток, смежна с полудни и востоку с Владимирскою епархиею, Нижегородскою и Костромскою, земля песчаная и суглинистая також и болот и лесов и потных мест множество, с полунощную же страну прилегла к Дорской десятине».

После погрома 1609 г. укрепленное городище Стародуба было вновь восстановлено и еще какое-то время поддерживалось в относительном порядке. Как уже говорилось выше, Стародуб еще называется городом в документе 1627 г. В 1614-1619 гг. Стародуб-Ряполовский упоминается среди городов Владимирской чети, поставлявших хлебные запасы в Москву. Стародубцы должны были заплатить полный оклад – 100 четей хлеба с сохи (с одной единицы обложения). Одновременно со Стародубом был восстановлен и Кляземский городок. В 1614-1619 гг. он упоминается как «новый Кляземский городок», вероятно, такое название подчеркивало как раз то обстоятельство, что данное селение было выстроено практически заново. В межевой книге 1628/29 г. между землями В. Б. Бутурлина и князя Д. П. Пожарского городок упоминается как «село Городище Кляземское».

Заново местные крестьяне срубили и некоторые из сожженных старых стародубских храмов. В окладных книгах Патриаршего казенного приказа под 1628 г. упоминаются «церковь Святого Ивана Милостивого в селе в Стародубе Ряполовском» и «церковь Пречистые Богородицы в Стародубе в Отстрошке, что на Клязьме в вотчине боярина князя Григория Петровича Ромодановского». Таким образом, прежде бывшим государевым дворцовым имением Стародуб и Кляземский городок оказались пожалованными вотчинникам. Случилось это, по-видимому, сразу после воцарения первого царя из новой династии Романовых – Михаила Федоровича. Молодой царь жаловал вотчины своим приверженцам и представителям старинных княжеских и дворянских фамилий, дабы упрочить свое положение на московском престоле.

Как видим, прежний город Стародуб уже в качестве села стал вотчиной князя Г. П. Ромодановского. Потомок в V колене князя Федора II Андреевича Стародубского он известен в истории как боярин и воевода, государственный деятель Смутного времени. Ромодановским в то время принадлежали и многие соседние со Стародубом села – Ромоданово, Санниково, земли по речке Таре вплоть до Богоявленской слободы (Мстеры). Князь Григорий Петрович скончался в 1628 г., и стародубская его вотчина отошла его второму сыну князю Василию Григорьевичу Большому Ромодановскому, носившему прозвание Гордый.

У села же Кляземский городок после событий Великой Смуты также появился новый владелец. Царь пожаловал его дворянину Василию Богдановичу Бутурлину. Он принадлежал к старинному дворянскому роду, происходящему по легенде от Ратши – родоначальника многих известных в истории России фамилий, в том числе и Пушкиных. Где-то в 1640-х гг. и Стародуб, и Кляземский городок перешли к одному Бутурлину. Князья Ромодановские либо продали Стародуб В. Б. Бутурлину, либо он унаследовал бывший город в силу родственных связей с Ромодановскими. Как бы то ни было, но именно с конца первой трети XVII столетия Стародуб перестал упоминаться в исторических документах, и речь шла лишь о селе Кляземский городок.

Одновременно со Стародубом был восстановлен и Кляземский городок. В 1614-1619 гг. он упоминается как «Новый Кляземский городок», вероятно, такое название подчеркивало как раз то обстоятельство, что данное селение было выстроено практически заново. В межевой книге 1628/1629 г. между землями В.Б. Бутурлина и князя Д. П. Пожарского городок упоминается как «село Городище Кляземское».

Заново местные крестьяне срубили и некоторые из сожженных старых стародубских храмов. В окладных книгах Патриаршего казенного приказа под 1628 г. упоминаются «церковь Святого Ивана Милостивого в селе в Стародубе Ряполовском» и «церковь Пречистые Богородицы в Стародубе в Отстрошке, что на Клязьме в вотчине боярина князя Григория Петровича Ромодановского». Таким образом, прежде бывшее государевым дворцовым именем Стародуб и Кляземский городок оказались пожалованными вотчинникам. В писцовой книге 1628/1629 г. бывший Стародуб уже упоминается среди вотчин князей Ромодановских как село Покровское. Подобное название возникло потому, что в «острошке» (т.е. в остроге — старом укреплении Стародуба) находилась церковь Покрова Пресвятой Богородицы.

В 1644 г. в Кляземском городке была выстроена новая деревянная церковь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Старый соименный новому храм или сгорел, или пришел в ветхость. Другая стародубская церковь в честь святого Иоанна Милостивого существовала в Кляземском городке вплоть до последней четверти XVII века. Где-то к 1640-м гг. и Стародуб, и Кляземский городок перешли к одному В. Б. Бутурлину. Князья Ромодановские больше в числе вотчинников этих селений не фигурируют. В переписной книге 1646 г. упоминается вотчина Суздальского уезда Стародубского стана Василия Богдановича Бутурлина село Кляземский городок.

В 1658 г. Кляземский городок перешел от В. Б. Бутурлина к стольнику князю Владимиру Ивановичу Волконскому. Род князей Волконских принадлежал к черниговской ветви Рюриковичей. Князь В. И. Волконский многие годы служил при царском дворе, в 1642 г. из стольников царицы Евдокии Лукьяновны был пожалован в государевы стольники, а в 1691 г. – в чин окольничего.

От князя Владимира Волконского Кляземский городок перешел к его сыну князю Дмитрию Владимировичу Волконскому (ум. 1704), служившему при царском дворе стольником, и его супруге княгине Марии Львовне, урожденной Вельяминовой-Зерновой. После ранней кончины Д. В. Волконского Кляземский городок достался его единственному малолетнему сыну князю Александру Дмитриевичу Волконскому (1698-1743). Это были бурные времена царствования Петра Великого. Одной из важнейших петровских реформ было создание сильного военного флота. Молодых людей из знатных дворянских фамилий царь отправлял в европейские страны учиться морскому делу. В число недорослей, отосланных «в морскую науку» оказался и князь Александр Волконский. В 1716 г. в возрасте 18 лет он в чине гардемарина был отправлен «для науки» во Францию. Почти семь лет оставался он во Франции. Только осенью 1723 г. прибыл А. Д. Волконский в Петербург, откуда был направлен в Кронштадт «для экзаменации». Выдержав успешно испытания, князь получил чин унтер-лейтенанта флота и стал служить на Балтийском флоте. В 1733 г. он был произведен в чин лейтенанта майорского ранга, а в 1735 г. вышел в отставку. Неизвестно, бывал ли А. Д. Волконский в Кляземском городке. В материалах ландратской переписи 1715 г. указывается, что в селе имелся «двор помещиков». Использовался ли он для проживания господ или служил лишь своего рода бурмистерской конторой, где квартировал управляющий и хранились всевозможные господские запасы — сказать трудно. После кончины князя Александра Кляземский городок на время перешел в род Измайловых.

На дочери А. Д. Волконского, княжне Волконской, чье имя до нас не дошло, был женат поручик Николай Васильевич Измайлов, который в качестве зятя и получил клязьмогородецкое имение. Однако, вскоре его жена умерла, и Кляземский городок вернулся в род Волконских. Его владельцем стал второй сын А. Д. Волконского князь Петр Александрович Волконский (1724-1801). П. А. Волконский в молодости служил в гвардии, затем перешел на гражданскую службу, состоял в Экспедиции Кремлевского строения в Москве в чине титулярного советника (1772), занимал посты рязанского губернского прокурора (1779), председателя 2-го департамента Рязанского верхнего земского суда (1786) и председателя Рязанской губернской палаты уголовного суда (1787-1791), достигнув чина статского советника. Помимо Кляземского городка, П. А. Волконский имел богатые имения в Рязанской и Московской губерниях. В Рязани он провел большую часть последних десятилетий своей жизни. Но Петр Александрович бывал в и Кляземском городке. По его распоряжению здесь в 1790-х гг. началось строительство новой каменной церкви (существующей до сих пор), о чем будет сказано ниже. От князя Петра клязьмогородецкое имение перешло к его старшему сыну князю Дмитрию Петровичу Волконскому (1764-1812).

Князь Д. П. Волконский с молодых лет находился на военной службе, служил в лейб-гвардии Преображенском полку, из гвардии капитанов был произведен в полковники (1789), награжден орденом св. Владимира III ст. и назначен командиром Московского гренадерского полка (1792). В 1804 г. в возрасте 40 лет князь достиг чина генерал-лейтенанта. Император Александр I назначил Д. П. Волконского генерал-интендантом всей русской армии и членом Военной коллегии. К 1807 г. генерал-лейтенант князь Волконский, помимо ранее полученного Владимирского ордена, был кавалером орденов св. Александра Невского, св. Анны I ст., св. Георгия III класса и командором ордена св. Иоанна Иерусалимского. Однако карьера Волконского окончилась неудачно. По вос-поминаниям князя Петра Владимировича Долгорукова, Д. П. Волконский «после Тильзитского мира… был за воровство уволен с должности и лишь благодаря обширным родственным связям избежал суда и Сибири». Д: П. Волконский был женат на дочери ярославского и вологодского генерал-губернатора действительного тайного советника Алексея Петровича Мельгунова Екатерине Алексеевне (1770-1855). Про эту даму сохранился весьма язвительный отзыв того же князя П. Д. Долгорукова: «…Трудно было найти женщину более искательную перед придворными фаворитами, более подлую и более жадную: она была страшной взяточницей. Невзирая на свою знатность, на свое богатство, на свое влиятельное общественное положение, она брала взятки столь же усердно, как и жена письмоводителя любого городничего; не брезговала ничем, даже банкой помады, и про нее говорили, что «у нее всякое даяние благо и всяк дар совершен». Данная чета Волконских жила, в основном, в своем подмосковном имении Суханово, где для них был выстроен целый дворец. В Кляземский городок они едва ли наведывались.

После кончины Д. П. Волконского, вдова передала Кляземский городок во владение его племяннику князю Петру Михайловичу Волконскому (1776-1852), внуку строителя клязьмогородецкого храма П. А. Волконского. П. М. Волконский служил в лейб-гвардии Преображенском полку и в 1800 г. был произведен в полковники. С 1797 г. он состоял адъютантом великого князя Александра Павловича. В 1801 г. по воцарении Александра I князь П. М. Вол-конский был назначен генерал-адъютантом и помощником начальника Императорской военно-походной канцелярии в чине генерал-майора. В 1805 г. за храбрость в сражении при Аустерлице Волконский получил орден св. Георгия III класса. После Тильзитского мира он находился во Франции, где изучал устройство французской армии и ее генерального штаба. С 1810 г. князь Волконский управлял квартирмейстерской частью русской армии, а в 1812 г. занял пост начальника Главного Штаба. За руководство войсками в сражении против Наполеона при Люцене в 1813 г. П. М. Волконский был произведен в генерал-лейтенанты, а в 1817 г. получил чин генерала от инфантерии. П. М. Волконский был весьма близок к императору Александру I. В подмосковном имении князя Суханово император несколько раз гостил у своего будущего адъютанта. С 1828 г. до самой кончины он был министром Императорского двора и уделов. В 1834 г. при открытии Александровской колонны в Петербурге, сооружаемой при непосредственном руководстве Волконского, он был пожалован титулом светлейшего князя (обычно к князьям обращаются «Ваше сиятельство»). В 1843 г. светлейший князь П. М. Волконский получил чин генерал-фельдмаршала. В конце своей жизни он имел все русские ордена высших степеней и 29 иностранных орденов. Имя князя было присвоено Белозерскому пехотному полку. Язвительный князь П. Д. Долгоруков охарактеризовал Волконского как «человека необразованного, грубого, дерзкого, жестокого, весьма злого и мстительного, но на деньгу безупречно честного». Без сомнения, П. М. Волконского можно считать самой яркой фигурой среди всех клязьмогородецких помещиков.

Женой князя была Софья Григорьевна, урожденная княжна Волконская (1785-1868), из другой ветви этого весьма разветвленного княжеского рода. Родным братом княгини был известный декабрист генерал-майор князь Сергей Григорьевич Волконский. С. Г. Волконская была светской знакомой А. С. Пушкина, в ее петербургском доме на Мойке размещалась последняя квартира поэта. В 1854 г. светлейшая княгиня Волконская посетила в сибирской ссылке своего брата-декабриста. Император Николай I и высший столичный свет были раздражены таким поступком княгини. Она уехала за границу и скончалась за пределами России в Женеве.

Последним клязьмогородецким помещиком уже после отмены крепостного права стал второй сын П. М. и С. Г. Волконских светлейший князь Григорий Петрович Волконский (1808-1882). Он с 1822 г. находился на службе в Коллегии иностранных дел, к 1839 г. занимал пост помощника попечителя Петербургского учебного округа, затем был попечителем Петербургского (1842-1845) и Одесского (1845-1847) учебных округов, имел чин тайного советника и придворное звание гофмейстера. Профессор Александр Васильевич Никитенко в своем дневнике за 1842 г. дал такую характеристику князю при его назначении попечителем Петербургского учебного округа: «…Он человек, как говорится ныне, с европейским образованием, со свежей головой и честными стремлениями, еще не остывший к добру — только очень молод.». Через три года тот же А. В. Никитенко писал в дневнике о князе, получившем перевод в Одессу: «Мы много теряем. Князь не был усердным администратором, но он человек вполне благородный, просвещенный, с европейским образом мыслей, а положение его при дворе таково, что он незаменим во всех затруднительных случаях по университету и по цензуре. Сколько раз отвращал он от нас беду своим влиянием!»

Князь Г. П. Волконский был женат на графине Марии Александровне Бенкендорф, дочери известного шефа жандармов генерала графа А. Х. Бенкендорфа. От этого брака остались дочь и сын, но к концу XIX века последние земли прежней княжеской вотчины при селе Кляземском городке окончательно сменили владельцев. Местными землевладельцами стали, в основном, купцы и богатые крестьяне.

Если о земных владыках Стародуба и Кляземского городка сказано достаточно, то никак нельзя обойти вниманием и историю местных храмов. О первых на клязьмогородецкой земле церквях Стародуба уже говорилось выше. Еще в ХП веке здесь появились храмы во имя св. Иоанна Милостивого и св. Георгия Победоносца. К XVII столетию в Стародубе и Кля-земском городке имелись церкви во имя св. Иоанна Милостивого и в честь Покрова Пресвятой Богородицы. В начале XVTJI века этих храмов в Кляземском городке уже не было. Они или сгоре-ли, что с деревянными строениями прежде случалось достаточно часто, или же были разобраны за ветхостью. В 1715 г. в Кляземском городке имелась лишь одна деревянная церковь в честь святителя и чудотворца Николая. Никольская церковь просуществовала в Кляземском городке вплоть до начала XIX века. Вероятно, за это время строением этот храм неоднократно обновлялся.

Наконец, в середине 1790-х гг. тщанием местного помещика статского советника князя Петра Александровича Волконского в Кляземском городке был заложен каменный храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы с приделом св.Николая Чудотворца. Наименование престолов храма было дано в память о прежде бывших в Кляземском городке деревянных церквях. Строилась новая церковь, в основном, на средства князя Волконского, хотя и с использованием пожертвований прихожан. Строительство шло долго. Вначале возводился теплый (т.е. отапливаемый, зимний) Никольский придел. После его устройства, придельный храм был освящен, и в нем началось богослужение. После того стоявшую рядом деревянную Никольскую церковь разобрали до основания, а материал ее использовали для обжига кирпичей для основного здания храма и колокольни. Затем артель каменщиков приступила к кладке стен холодной (летней) Покровской церкви. Как писал в середине прошлого века ковровский краевед Николай Иль ич Шаганов, при строительстве каменного клязьмогородецкого храма было обнаружено много старинных надгробий стародубских князей, бояр и купцов. Однако, эти ценнейшие исторические памятники никто не изучал, надписи на них прочитаны не были, а сами надгробные камни невежественные строители положили в фундамент возводимого ими храма.

К 1803 г. Покровская церковь была закончена постройкой и отделкой и по благословению епископа Владимирского и Суздальского Ксенофонта освящена. Колокольня же храма достраивалась и после его освящения. Храмоздатель князь П. А. Волконский не дожил до окончания строительства и скончался в 1801 г. Памятником ему осталась каменная клязьмогородецкая церковь, возвышающаяся и поныне. Храм пятиглавый, типичный для своего времени. Своеобразие ему придает высокая колокольня. Ее восьмерик опирается на четыре столба, а на восьмерике стоит еще восьмерик с круглыми отверстиями для часов. Выше установлены 12 дорических колонн в честь двенадцати апостолов, а на своде, который эти колонны поддерживают, еще четыре колонны-столбика в честь четырех евангелистов. Венчает здание колокольни главка-луковица, а на ней высится шестиметровый крест. В хорошую погоду колокольню клязьмогородецкой церкви со стороны реки видно за много верст.
При церкви со временем были выстроены каменная богадельня, таковая же часовня в связи с каменной оградой и еще одна отдельно стоящая часовня. Имен стародубских священно-церковнослужителей мы не знаем. При церкви Кляземского городка с конца XVII века служили следующие священники:

Степан — к 1715 «вышел к Москве».

Иван Афанасьев (1650*–ум. после 1715) — упом. 1715.

Лев Михайлов — упом. 1750.

Афанасий Яковлев (1724*–ум. до 1782) — упом. 1767.

Иван Семенович Парвицкий – с 1772, с 1774, поступил в Суздальскую духовную семинарию (1763), вышел из класса философии (1772), изгнан приходскими людьми (1773), возвращен на прежнее место (1774).

Алексей Ананьев (1747*–24.02.1807) — с 1776 по 1804 из дьячков оного села, с 1804 заштатный, сын священника с. Мисайлово Ковровского уезда Анания Михайлова.

Иван Андреевич Парвицкий (1783*–1833) — с 1804 по 1833, сын церковника с. Козмодемьянское Юрьевского уезда.

Иван Егорович Крылов (1810*–1855) — с 1833 по 1855, сын священника с. Верхний Ландех Гороховецкого уезда Егора Ивановича Ландеховского, окончил ВДС (1832).

Григорий Ксенофонтович Преображенский (1830*–21.01.1865) — с 1855 по 1865, окончил ВДС (1852).

Василий Иванович Генерозов (1836*–ум. после 1875) — с 1865 по 1875, сын диакона, окончил ВДС (1860), причетник пог. Успенский Вязниковского уезда (1860–1864),

Борисоглебской церкви г. Владимира (1864–1865), священник с. Бутылицы Меленковского уезда (с 1875).

Лаврентий Гаврилович Сокольский (1830*–ум. после 1888) — с 1875 по 1878, сын пономаря с. Малые Всегодичи Ковровского уезда Гавриила Осиповича Нечаева, окончил ВДС (1852), священник с. Матвейщево Юрьевского уезда (1857–1875), с. Малые Всегодичи Ковровского уезда (1878–1884), с. Котлучино Владимирского уезда (1884–1888), псаломщик с. Большие Всегодичи Ковровского уезда (с 1888), духовник (1868-1875), катехизатор (1879); награды: набедренник (1866), благословение Св. Синода (1872).

Василий Петрович Туторский (1822*–01.03.1884) — с 1878 по 1884, сын диакона с. Петровское Юрьевского уезда, окончил ВДС (1844), священник с. Кувезино Вязниковского уезда (1846–1853), с. Якимово Ковровского уезда (1853–1878), настоятель церкви с. Венец того же уезда (с 1875), священник с. Малые Всегодичи того же уезда (1878), уполномоченный на епархиальном и на окружном училищных съездах (с 1873), автор статьи об истории Ковровского края во «Владимирских губернских ведомостях» (1857); награды: бронзовый наперсный крест на Владимирской ленте в память войны 1853–1856 гг. (1867), набедренник (26.09.1868).

Владимир Васильевич Фигуровский (1829–07.08.1911, погребен при церкви с. Кляземский Городок) — с 1884 по 1907, уволен за штат (1907), сын пономаря с. Шапкино Ковровского уезда Василий Абрамовича Новосельского, уволен из высшего отделения ВДС, дьячок Князь-Андреевской церкви г. Переславля (август–октябрь 1853), с.

Иванисово Переславского уезда (1853–1856), диакон Предтеченской церкви г. Переславля (1856–1860), с. Пьянгус Меленковского уезда (1860–1877), священник с.

Шульгино Муромского уезда (1877–1884), приходской учитель (1856–1861), заведующий и законоучитель ЦПШ (с 1891), ведомственный депутат (1888–1901), духовник (с 1901), награды: набедренник (1880), скуфья (07.01.1892), камилавка (03.04.1897), наперсный крест от Св. Синода (24.05.1901), благодарности за украшение храма (1881), от братства Александра Невского (1882, 1883, 1886, 1893), за соискание средств для переплавки двух колоколов весом 264 пуда для местной церкви (1886), за старание о благолепии храма и за преподавание слова Божия (1893), благословение Св. Синода (1890).

Флегонт Иванович Тихонравов (07.04.1882-03.11.1911) — с 1907 по 1911, сын псаломщика Феодоровской церкви г. Коврова Ивана Михайловича Тихонравова, окончил ВДС (1906).

Алексей Васильевич Похвалынский (20.05.1866–1937) — с 1911, упом. 1930, сын чиновника Владимирского окружного суда Василия Александровича Похвалынского, окончил ВДС (1887), канцелярский служитель II разряда Владимирского губернского правления (с 1892), помощник делопроизводителя правления (с 1894), коллежский регистратор (1895), помощник делопроизводителя врачебного отделения правления (с 1895), помощник регистратора (с 1896), губернский секретарь (1898), законоучитель земского училища (с 1900), священник с. Михалево Ковровского уезда (1900–1911), с. Махра Александровского района (упом. 1937), арестован (27.09.1937) и осужден к расстрелу; награды: благословение архиепископа Сергия (1904), набедренник (09.06.1907), камилавка (март 1919).

Павел Александрович Виноградов (1883 с. Шегелево Ивановской области–ум. после 1937) — упом. 1937, арестован (04.11.1937) и осужден на 8 лет лишения свободы, реабилитирован (1957).

Клязьмогородецкий приход считался небогатым. В 1873 г. годовые доходы местных священно-церковнослужителей составили всего 165 рублей. В 1893 г. причту Покровской церкви было назначено дополнительное казенное содержание в 392 рубля в год с выплатой из Ковровского уездного казначейства.

Однако, жертвователи на нужды храма никогда не переводились. О них сохранились данные конца XIX — начала XX веков. Так, в 1891-1899 гг. бийский 2-й гильдии купец (Томской губернии), выходец из клязьмогородецких крестьян Василий Николаевич Осипов пожертвовал 2 805 рублей на украшение приходской церкви и устройство церковно-приходской школы; в 1900 г. ковровский мещанин Михаил Филиппович Варламов пожертвовал 400 рублей на устройство железных ворот в церковной ограде, на окраску церкви, колокольни и ограды, а также покупку восковых свеч; в 1909 г. вдова капитана Мария Степановна Бодрова пожертвовала разных священных предметов на 30 рублей; в 1910 г. купец станицы Кринищенской Войска Донского Конон Иванович Китаев пожертвовал 100 рублей на ремонт церковной ограды; в том же 1911 г. змеиногорский (Харьковской губернии) купец Николай Николаевич Макаров пожертвовал 150 рублей на устройство новой печи в теплом придельном храме; тогда же ковровский мещанин Георгий Григорьевич Одинцев пожертвовал 50 рублей на окраску церковной ограды.

Сохранились также имена некоторых церковных старост Покровского храма. Это местный крестьянин Ефим Тимофеевич Махалов, бывший старостой с 1874 по 1881 гг. и крестьянин при-ходской деревни Голышево Михаил Осипов, староста в 1894-1902 гг.

Из местных церковных древностей наиболее примечательными были древние иконы Покрова Пресвятой Богородицы, Нерукотворного Спаса и Знамения Пресвятой Богородицы, а также животворящий крест, находившийся в часовне. В храме имелись все необходимые богослужебные книги, «церковная же библиотека книгами, служащими к назиданию народа, [была] скудна и малодостаточна».

При местном храме находилась и единственная в селе церковно-приходская школа. Она размещалась в специально для нее устроенном доме в церковной ограде. Здание для школы было выстроено в 1891 г. старанием священника В. В. Фигуровского на средства бийского купца В.Н.Осипова. За благотворительную деятельность Св. Синод преподал Осипову в ноябре 1891 г. благословение с выдачей специальной грамоты. Учеников в городецкой школе насчитывалось в разные годы в среднем около 50, а учитель имелся только один. В 1914 г. на средства ковровского уездного земства в Кляземском городке были устроены детские ясли для крестьянских детей.

В советское время начались гонения на Православную Церковь. Весной 1922 г. из городецкого храма было изъято серебряных предметов весом на 7 фунтов 94 золотника. В 1937 г. по представлению заведующего Ковровским краеведческим музеем А. Г. Бутрякова решением Ковровского райисполкома из Покровской церкви Кляземского городка были изъяты так называемые «архивы», видимо, старинные церковные книги и документы. Тогда же арестовали последнего священника. Наконец, решением Ивановского облисполкома (Ковровский район тогда входил в состав Ивановской области) 15 апреля 1939 г. Покровский храм села Кляземский го-родок был закрыт. В церковном здании местные власти устроили хлебопекарню. Позднее оно использовалось как склад, было окончательно разорено, а в 1980-е гг. и в начале 1990-х гг. пребывало в полном запустении. Только в 1992 г. началось возрождение клязьмогородецкого храма, который сегодня внешне уже во многом обрел свой прежний облик.

По старому исчислению село Кляземский городок при реке Клязьме находилось в 74 верстах от Владимира, в 14 верстах от Коврова и в 10 верстах от села Санниково. С XVII столетия оно входило в Суздальский уезд, а с 1778 по 1929 гг. находилось в составе Ковровского уезда Владимирской губернии. С 1929 по 1944 гг. село числилось в составе Ковровского района Ивановской области, а с 1944 г. и по сей день состоит в том же районе Владимирской области. Возникшее как посад при городе Стародубе Кляземском, село Кляземский городок издавна считалось значительным селением. Сохранившийся план Кляземского городка 1775 г. показывает, что наиболее старой частью села являются два порядка домов, шедшие по обоим сторонам от церкви, образуя между собой широкую улицу. Дома в других частях села появились значительно позднее. На сегодняшний день известны следующие статистические данные о числе жителей и дворов в этом селе:

1715 г. — «двор помещиков», 38 крестьянских дворов.
1744 г. — 148 душ крестьян мужского пола (о женском населении данных нет).
1762 г. — 148 м. 174 ж.
1798 г. —198 м.
1810 г. —236 м. 335 ж., 93 двора.
1816 г. —204 м.315 ж.
1834 г. —237 м.319 ж., 89 дворов.
1850 г. —225 м.301 ж.
1858 г. —205 м.288 ж., 71 двор.
1873 г. —184 м.221 ж., 46 дворов.
1878 г. —151 м.197 ж., 46 дворов.
1895 г. —112 м.118 ж.
1904 г.—175 жителей, 64 двора.
1923 г. —368 жителей.
1928 г. —500 жителей, 86 дворов.
1961 г. —1278 жителей, 336 хозяйств.
1970 г. —1297 жителей, 390 хозяйств.
1973 г. —1295 жителей, 397 хозяйств.
1978 г. —1291 житель, 442 хозяйства.
1983 г. —1302 жителя, 481 хозяйство.
1984 г. —1288 жителей, 475 хозяйств.
1993 г. —1156 жителей, 473 хозяйств.
1994 г. —1184 жителя, 475 хозяйств.

С 1862 г., после образования волостей, село Кляземский городок входило в состав Санниковской волости Ковровского уезда. С 1890 г. село входило во 2-й земский участок. Оно же являлось центром 5-го участка 1-го полицейского стана, и там постоянно находился полицейский урядник, выполнявший, примерно, функции нынешнего участкового. В 1918 г. был образован Клязьмогородецкий сельский совет, подчинявшийся Санниковскому волостному совету. К 1928 г. село было перечислено в осиповскую волость, а в 1929 г. волостное деление было ликвидировано.

В годы гражданской войны и последующих лет разрухи и НЭПа население села значительно выросло и к 1928 г. составляло 500 человек (в 1904 г. — 175 жителей). Росту населения способствовало развитие в Кляземском городке ткацкой фабрики (бывшей Носковых), получившей название «Коммунар». Возникший поблизости в деревне Глебово чугунолитейный завод артели Молот (переименованный в имени Ворошилова в 1932 г. при разделе артели), проводившиеся в районе села лесоразработки также способствовали росту села, превратившемуся, фактически, в крупный поселок. В 1920-е гг. в Кляземском городке было открыто почтовое отделение. В 1930-е гг. оно именовалось «Кляземское сельское агентство связи». В 1953 г. был укрупнен за счет соседних мелких хозяйств местный колхоз «Красное Знамя». В 1954 г. в состав Клязьмогородецкого сельсовета вошли Репниковский и Стародеревнеский сельсоветы. Тогда же прежний Кляземский городок был переделан в Клязьминский. Образованная в Клязьминском городке в советское время вместо прежней церковно-приходской школы восьмилетка 30 июля 1966 г. была преобразована в среднюю школу.

История Клязьминского городка связана с именем не только первых ковровских краеведов В. П. Туторского и Н. И. Шаганова, но и других ревнителей нашей «малой истории». В 1950-е гг. много раз водил школьников из пионерского лагеря «Березка» в Клязьминский городок знаток и любитель местной старины Федор Павлович Морозов. Позже в подобные исторические походы увлекал ребят учитель истории, краевед и большой энтузиаст в деле изучения ковровской старины Андрей Яковлевич Соколов. О прошлом родной земли, о славе и гибели стольного города Стародуба Кляземского рассказывали они многим поколениям ковровчан. Также выдающимся знатоком местной истории был живший в Клязьминском городке Павел Карлович Тепфер. Он собрал ценную библиотеку и уникальный архив. В гостях у гостеприимного хозяина в 1960-1970-е гг. не раз бывал Алексей Иванович Иванов, родом из крестьян села Смердово Ковровского уезда. Прежний директор Владимирского музея, проводивший когда-то раскопки стародубского городища, ставший к тому времени профессором Ленинградской духовной академии и доктором церковной истории, вплоть до своей кончины в 1976 г. любил наведываться на стародубскую землю. Приезжал к П. К. Тепферу в Клязьминский городок и классик ковровского краеведения Виталий Александрович Григорьев, живо интересовавшийся историей Стародуба и посвятивший ей несколько интереснейших статей.

Уже в XVI веке Кляземский городок был местным торговым центром. Через Стародуб и его посад шли дороги на Суздаль, Шую и Ярополч, при Кляземском городке был перевоз через Клязьму. Межевая книга 1628/1629 г. свидетельствует, что через Кляземский городок в то время проходили дороги на Нижний Новгород, Вязники, село Осипово и деревню Карики. В XVII столетии, как уже точно установлено, в городке проходили постоянные базары. До нас дошла грамота 1668 г., рассказывающая, как одного из крестьян Шуйского уезда, направлявшегося по приказу помещика на базар в Кляземский городок для барской «покупки», ограбили по дороге разбойники, отняв 70 рублей — большие деньги по тем временам. В данной грамоте важно упо-минание на наличие базара в Кляземском городке и на значительный объем торговли там, о чем свидетельствует немалая сумма денег, предназначенная к трате на местном базаре. Вероятно, именно богатство села привлекало к нему пресловутых разбойников. В ночь с 27 на 28 октября 1667 г. Кляземский городок подвергся нападению местных «джентельменов удачи», которые, ограбив часть жителей, скрылись в заклязьменских дебрях.

В XVII веке в Кляземском городке была таможенная изба и кабак с продажей горячительных питий. При них состоял целовальник. Целовальниками называли людей, выбираемых или назначаемых «к таможенному и кабацкому сбору». Еще их величали «верными людьми», потому что свою работу они выполняли «на вере». По указу царя Бориса Годунова от 1602 г. целовальников было велено выбирать из монастырских, помещичьих и вотчинных крестьян, «опричь посадов и дворцовых сел». Позже помещичьи и вотчинные крестьяне были освобождены от подобных служб. Ко второй половине XVII века помещичьи и вотчинные крестьяне служили целовальниками лишь в порядке исключения. В Кляземском городке в 1648 г. целовальником служил как раз местный вотчинный крестьянин В. Б. Бутурлина. Наличие целовальника дополнительно свидетельствует о наличие крупных базаров в Кляземском городке. Именно с продаваемых там товаров брал пошлину заседавший в клязьмогородецкой таможне целовальник. Он же взимал «кабацкий сбор» с пропитых кабаке денег. Таможенные избы и кабаки находились, как правило, только в городах и крупных селах. В селе Кляземском городке наличие базаров и кабака было обусловлено, по всей видимости, выгодным месторасположением села на пересечении больших дорог перевоза через судоходную реку Клязьму. Богатые городецкие крестьяне брали на откуп перевозы и в соседних селах. Так, в 1714 г. перевоз в селе Коврово (будущем городе) откупил крестьянин Кляземского городка Никита Менщиков.

В середине ХУШ столетия о Кляземском городке писал в своем историческом труде уже упоминавшийся выше ключарь суздальского собора Ананий Федоров: «На берегу реки Клязьмы, от Суждаля верст с 50, есть село, именуемое Кляземский городок, которое село ныне обстоит во владении за помещиком, место весьма красное (тут знать и осыпь городовая немалая) и рыбою предовольное, из которого много бывает в привозе в город Суждаль свежей рыбы». Рыбной ловлей клязьмогородецкие крестьяне промышляли не только в Клязьме, но и в пойменных озерах.

Но Кляземский городок в ХУШ веке был не только одним из центров местного рыболовства. Туда свозилось множество разной рыбы, в основном, с Волги. Об этом свидетельствуют частично сохранившиеся книги Клязьмогородецкой таможни 1740-х гг. Так, например, 22 апреля 1741 г. бурмистр Кляземского городка Иван Оферов «с товарищи» взял пошлину с крестьянина слободы Мстеры Никиты Козьмина. Последний купил за 60 рублей в Нижнем Новгороде пять тысяч рыбин судака и продал их в Кляземском городке за 72 рубля 50 копеек. Пошлина составила 7 рублей 25 копеек — по 10 копеек с рубля от продажной цены. Тогда же 22 апреля тот же бурмистр взял пошлину с другого мстерского крестьянина Ивана Федорова. Тот купил в Самаре за 29 рублей 60 копеек семь осетров «яицких свежих» [из реки Яик — нынешней Урал], 80 щук, 45 сазанов и 300 жерехов и всю рыбу продал в Кляземском городке за 34 рубля 60 копеек.

9 октября того же 1741 г. мстерский крестьянин Андрей Афанасьев привез в Кляземский городок с Макарьевской ярмарки 3 300 «судаков сухих» и продал их с большой для себя выгодой почти в 60 рублей. 23 октября 1741 г. мстерский крестьянин Иван Михайлович Кокурин привез в Кляземский городок с Макарьевской ярмарки 13 050 судаков и 400 «сазанов коренных», а 4 декабря еще 4 550 сухих судаков и 850 «сазанов коренных», которых и продал с большой выгодой. 29 декабря 1741 г. мстерский крестьянин Иван Степанович Щадрин привез в городок с Макарьевской ярмарки 800 «судаков сухих», но выгадал на их продаже всего меньше рубля. Даже приведенные отрывочные примеры дают представление о размерах рыбной торговли на клязьмогородецком базаре, которую надо признать весьма значительной.

Помимо рыболовства в селе процветали и другие неземледельческие промыслы. В ХГХ веке местные крестьяне активно занимались офенской торговлей. Почти все селения Ковровского уезда имели своих коробейников, обходивших половину России со своим мелочным товаром. В самом городке в прошлом столетии проходили еженедельные базары. Базарным днем в Кляземском городке был четверг. В описании села за 1858 г. указывается, что в нем имелись постоялый двор, питейный дом, три ветряные мельницы и кузница. К концу XIX века в Кляземском городке по решению Владимирского губернского правления стали проводиться ежегодные ярмарки. Всего ярмарок было три: первая проходила в праздник Вознесения Господня, отмечаемый на 40-й день после Пасхи и всегда приходящийся как раз на четверг; вторая была в праздник Казанской иконы Божией Матери 8 июля (по старому стилю); третья — в праздник Покрова Пресвятой Богородицы 1 октября (по старому стилю), престольный праздник клязьмогородецкой церкви. Помимо различных съестных товаров, на этих ярмарках продавали, в основном, посуду, кожаную обувь и мелочный товар для повседневных крестьянских нужд.

К 1901 г. в Кляземском городке имелось и три постоянных лавки. Одна из них принадлежала вязниковскому купцу Федору Федоровичу Киселеву и торговала вином. Две другие лавки были хлебные и бакалейные и принадлежали местным крестьянам Федору Ивановичу Носкову и Александру Васильевичу Маколдину. Общий годовой оборот всех трех сельских лавок составлял 5 500 рублей в год. К 1906 г. там остались лишь лавки Носкова и Маколдина, зато их годовой торговый оборот составлял уже 6 500 рублей. Покупателям в них предлагались чай, сахар, мука ржаная и пшеничная, масло постное, рыба соленая, соль, табак, гильзы для папирос, пряники, орехи, конфеты, зерно, спички и табак.

Развитию неземледельческих промыслов среди городецких крестьян способствовала сравнительно низкая эффективность земледелия на землях в районе Кляземского городка. Всего при селе к 1862 г. значилось 1 061 десятина земли. Вся она считалась собственностью помещика, но фактически в пользовании крестьян находилось 1 019 десятин. После реформы 1861 г., согласно уставной грамоты между крестьянами Кляземского городка и помещицей фельдмаршальшой княгиней Волконской, введенной в действие 21 августа 1862 г., из 197 душ мужского пола, земельные наделы получили 185 крестьян. Размер душевого надела составил 3 десятины 1976 квадратных сажени. Всего, таким образом, в пользование крестьян передавалось 707 десятин земли — почти на треть меньше чем до реформы. За эту землю крестьяне должны были заплатить более 20 тысяч рублей. Прежний оброк в 7 рублей 80 копеек с тягла (хозяйства) они должны были платить и дальше — теперь уже в счет выкупных платежей за землю. Эти выкупные платежи городецкие крестьяне выплачивали в течение почти 30 лет до конца 1880-х гг. В собственности помещицы остались, в основном, лесные угодья. Со временем, однако, и они были выкуплены, но достались не местным крестьянам, а ковровским и вязниковским купцам.

Между тем, земля при Кляземском городке была низкого качества, малоплодородна. Исключение составляли богатые сенокосные луга на левом берегу Клязьмы, но там почти вся земля принадлежала крестьянам удельной Всегодической волости. А близ Кляземского городка и сегодня местность носит волнистый характер и изрезана многочисленными, часто очень глубокими оврагами и промоинами. Земский чиновник начала XX века Н. Н. Клепинин, характеризуя пахотные районы Ковровского уезда, выделял земли вокруг Кляземского городка в особый участок — Кляземский, о котором писал:

«Вытянут неширокой полосой по правому возвышенному берегу Клязьмы; местность пересечена оврагами, скаты которых чаще круты, так что дождевая и снеговая вода быстро стекает в реку, размывая верхневалунный песок, служащий здесь подпочвой. Слабоглинистые пески являются преобладающими; им подчинены пятна типичных боровых «урезных» песков, еще больше ухудшающих низкое достоинство пашен района».

Возможно, именно из-за низкого плодородия земли часть крестьян в Кляземеском городке уже в 1862 г. отказались от положенных им земельных наделов. А во второй половине XIX века начался быстрый отток населения из Кляземского городка Пользуясь свободой передвижения, крестьяне уходили на заработки, в основном, в города. Клязьмогородецких крестьян манила, прежде всего, ткацкая фабрика И. А. Треумова в Коврове, где можно было сравнительно неплохо заработать. Как видно из приведенных выше статистических данных, с 1858 по 1895 гг. население села уменьшилось с 493 человек до 230 — более, чем в двое. Но даже из указанных 230 жителей в 1895 г. 40 человек лишь числились крестьянами, работая на треумовской фабрике. Зато именно влияние города способствовало развитию садоводства в Кляземском городке в конце ХIХ века. Справочник «Садоводство и огородничество во Владимирской губернии», вышедший в свет во Владимире в 1910 г. отмечал, что городецкие крестьяне «разводят на продажу в значительном количестве клубнику». Ягоды продавали на базарах в Коврове и на станциях Московско-Нижегородской железной дороги.

Одной из наиболее значительных фигур старого Кляземского городка можно назвать местного крестьянина Федора Ивановича Носкова (1831-1911). Он родился в семье состоятельного крестьянина Ивана Ивановича Носкова. И. И. Носков вместе со старшим братом Прохором занимался мелочной торговлей и считался зажиточным мужиком. После смерти бездетного Прохора, Иван Носков унаследовал его состояние, передав затем свои капиталы трем сыновьям: Илье, Ивану и Федору. Все три брата преуспели в коммерции, но наибольший успех выпал на долю младшего брата. Федор Носков в качестве маркитанта участвовал в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. и за поднесение кляземских стерлядей императору Александру П получил в подарок золотые часы. Семья Носковых вначале тайно, а потом и явно придерживалась раскола — старой веры. Носковы были беспоповцы Спасова согласия. Ф. И. Носков считался одним из виднейших раскольников в Ковровском уезде, их признанным лидером и авторитетом. Его приверженность к старообрядчеству, а также весьма либеральные взгляды приводили подчас к резким конфликтам Ф. И. Носкова с властями, причем несколько раз он даже оказывался под арестом, хотя и непродолжительное время.

Репутация защитника крестьянских интересов способствовала активной общественной деятельности Носкова. С 25-летнего возраста он занимал пост волостного старшины, неоднократно избирался гласным Ковровского уездного земского собрания от крестьян Санниковской волости. Его речь в защиту прав крестьянина, произнесенная в 1902 г. на заседании Ковровского уездного комитета о сельскохозяйственных нуждах, была напечатана во многих русских и заграничных газетах.

По убеждению Ф. И. Носкова, для поднятия сельского хозяйства должны были предприняты не меры к поднятию умственного и культурного развития крестьянина, а «реформы крестьянского положения». Носков полагал, что надо просить правительство, чтобы оно сделало некоторые изменения в положении крестьян, а если их сделано не будет, то никакие школы и библиотеки, никакие другие меры не будут в силах поднять сельское крестьянское хозяйство, ибо «оно пало за последние 10 лет вдвое и падет еще вдвое». Носков видел причину упадка в «давильном положении», в котором находилось, по его мнению, крестьянство. «Кого порят розгой? — вопрошал Носков, — крестьянина. Кого сажают под арест? — крестьянина. Мещанин, купец, дворянин — все имеют свои права, только не имеет их крестьянин. Я, вот, крестьянин: меня пригласили сегодня на заседания, и я говорю; а если кому-нибудь мои слова не понравятся — завтра же меня посадят под арест и некому мне жаловаться. Если вникнуть в крестьянское положение, посмотреть на житье крестьянина, особенно в зимнее время: черная изба, холод, го-лод — то это горе, которого нельзя словами описывать. Крестьянское положение поставлено у нас самым низшим. Поэтому богатый уходит из крестьянства, остаются только бедные». Для того, чтобы поднять крестьянское хозяйство, было необходимо, по мнению Ф. И. Носкова, поднять благосостояние крестьянина. В своей речи он использовал, прежде всего, данные по Ковровскому уезду и непосредственно по Кляземскому городку, говорил о том, что сам хорошо видел и знал:

«…B продолжение последних 11-ти лет, говорил Носков, — крестьянское население несравненно обеднело, стало бедных много больше; по такой бедности земля обрабатывается сама по себе хуже прежнего, т. к. скота осталось много меньше, удабривать землю нечем, — поэтому другие промыслы оказались без земледелия бессильны, самое главное у крестьян есть земледелие.

Благосостояние крестьян без земледелия другими промыслами поднять трудно. Могу сказать утвердительно, вообще крестьяне за последние 10 лет окончательно обеднели, эта бедность на наших глазах доказывается следующими фактами: если село или деревня до последних 10 лет, т. е. до 1890 и 1891 гг. имела 50 лошадей, 100 коров и 150 овец, то по прошествии этих последних 10 лет в настоящее время имеет не более 25 лошадей, 60 коров и 80 овец и то с трудом, это можно встретить повсюду в разных уездах.

…Если только правительство найдет со своей стороны это возможным — устроить быт крестьянского населения наравне с другими сословиями, тогда через 5 или 6 лет у крестьян явятся: ум, способность, деньги, скот, машины и земледельческие орудия, одним словом, все, что нужно для земледелия, расчистки земли и прочего. Могут основаться сельские и волостные банки, товарищества, кампании и проч.

В то время состоятельный крестьянин не будет стремиться отъездом на чужую сторону по паспорту или переходом в другое сословие, а будет дорожить родиной. А если не будет благоугодно правительству уравнять крестьянина с другими сословиями и оставить крестьянское население в текущем настоящем положении…, тогда не могут никакие другие условия и старания правительства уничтожить бедность и поднять благосостояние крестьянина и его земледелие, потому что крестьянин при настоящих обстоятельствах его положения не старается разводиться земледелием, скотоводством и проч., а старается выехать по паспорту в чужую сторону или же перечислиться совсем в другое сословие, чтобы этим избавиться от нерешенных судом неприятностей [имея ввиду возможность крестьян наказывать без суда в административном порядке]».

Знаменитая речь Ф. И. Носкова была направлена, прежде всего, в защиту интересов богатого крестьянина, пресловутого крепкого хозяина последующих столыпинских реформ. Сам Носков ко времени своего выступления едва ли только по званию своему оставался крестьянином. Крестьян, подобных ему, во всем Ковровс-ком уезде были единицы. По сути, Носков был купцом, причем и купцом далеко не последним. Его торговая фирма вела свои дела в различных уездах Владимирской губернии и за ее пределами.

В 1905 г. Ф. И. Носков основал пароходство для перевозки грузов по рекам Оке, Клязьме и Тезе от Шуи и Коврова до Вязников и Нижнего Новгорода. Для эксплуатации пароходов по Тезе, где имелась сложная система шлюзов, Носков построил буксирные пароходы особой конструкции. Главные суда его пароходства носили имена семейства Носковых: «Федор Носков», «Василий Носков», «Агафон Носков». Буксирные пароходы водили целые караваны барж, барок и особых барж для плавания по Тезе, известных под названием тезянок.

В 1908 г. Федор Иванович реорганизовал свою фирму в Торговый дом под названием «Кляземско-Городецкий Торговый дом Федор Иванович Носков с с[ыновья]ми». У Торгового дома имелось 17 отделений: три в Коврове, одно в Вязниках и два в Шуе, а также по одному в Ковровском уезде в селах Кляземском городке, Алексино, Хотимль, Воскресенское, сельце Колобово, деревне Ильино, при станциях Савино, Эсино, Волосатая, в селах Судогодского уезда Смолино и Ильинское. Лавки Носкова торговали, в основном, хлебом, мукой, рыбой, бакалеей, галантерейными товарами, сахаром, чаем и керосином. Наиболее крупными были лавки в Коврове. Если в 1901 г. у Носкова там имелось две лавки с продажей муки и хлеба с годовой продажей в 60 тысяч рублей, то в 1912 г. годовой оборот трех лавок Торгового дома в Коврове составлял 260 тысяч рублей. Между 1906 и 1912 гг. Носковы приобрели у ковровских мещан Бурнакиных их каменный двухъэтажный дом по Московской улице (нынешний Абельмана, 26, в нем ныне размещается городской Дом детского творчества). К прежнему строению новые владельцы пристроили целое крыло. В этом доме находился самый большой бакалейный магазин Носковых, являвшийся в то время и одним из самых крупных магазинов в Коврове.

В 1909-1910 гг. Ф. И Носков выстроил при Кляземском городке паровую бумаготкацкую фабрику. Ввод в действие этого предприятия способствовал увеличению населения села, так как прежде те, кто уходил искать заработков на стороне, теперь оставались в родном селе, и туда же стали переселяться жители окрестных деревень. Однако, при строительстве фабрики оказалась срытой почти вся внутренняя часть площадки древнего стародубского городища и даже часть валов была уничтожена. Таким образом, Федор Иванович Носков, будучи вполне образованным человеком, «добрым хозяином» (по воспоминаниям рабочих), уничтожил неповторимый памятник российской средневековой культуры. Вспоминая сегодня клязьмогородецких предпринимателей Носковых, нельзя забывать и того, что они нанесли старому городу последний удар. Сохраненные в земле исторические свидетельства прошлого, валы древней крепости, на незыблемость которых не посягали ни татары, ни поляки, бездумно уничтожили потомки самих стародубцев. И нам остается лишь пожалеть об этом.

После кончины в 1911 г. Ф. И. Носкова главным наследником и продолжателем его торгового дела стал старший сын Василий Федорович Носков. В. Ф. Носков был предпринимателем совсем иного склада, нежели его отец. Ни о каких крестьянских правах он не пекся. Сразу после смерти родителя Василий Носков записался во 2-ю гильдию ковровского купечества. Он состоял членом Московского и Нижегородского биржевых обществ, членом съездов судовладельцев Волжского бассейна, членом ревизионной комиссии Ковровского комитета Красного Креста, ковровских отделений Скобелевского комитета и Общества спасения на водах. В 1913 г. в числе других членов съезда судовладельцев Волжского бассейна В. Ф. Носков представлялся императору Николаю П во время празднования Романовского юбилея. Будучи хорошим оратором, Носков любил выступать на различных собраниях и заседаниях, причем обнаруживал явные симпатии к партии «народной свободы» (кадетов), куда вскоре и вступил сам. Репутация известного общественного деятеля и удачливого коммерсанта привела к избранию В. Ф. Носкова 11 марта 1917 г. первым после февральской революции ковровским городским головой. Летом того же года он был фактически отстранен от занимаемой должности пришедшими к власти в Коврове большевиками. После октября 1917 г. все предприятия и лавки Носковых были конфискованы. Часть членов рода позднее были репрессированы.

Клязьминский городок — старейшее селение Ковровского района, одно из старейших сел во всей Владимирской области. Городок на Клязьме сейчас является одним из крупнейших населенных пунктов в Ковровском районе, центром муниципального образования Клязьминское сельское поселение. С его истории, с истории Стародуба начинается история всего Ковровского края. Закономерно, что в основу современного герба Ковровского района взят герб Стародубского княжества. В 2002 г. весь Ковровский район торжественно отметил 850-летие основания города Стародуба на Клязьме. К этой славной исторической дате в центре Клязьминского городка была установлена внушительная белокаменнавя стела с символикой Стародубского княжества. Ее автором стал молодой скульптор, выпускник Российской академии живописи, ваяния и зодчества ковровчанин Павел Белан. Сохранить память о древнем городе Стародубе и Стародубском княжестве, увековечить вклад князей Стародубских в историю нашего Отечества — долг нынешних жителей Ковровского района. Место, откуда началась история Ковровского района, по-праву должно стать одним из туристических центров не только областного масштаба, но и всероссийского.

На иллюстрациях:

1. Город Стародуб на Клязьме
2. Куликовская битва. Летописная миниатюра
3. Алексей Иванович Иванов
4. Генерал-фельдмаршал светлейший князь Петр Михайлович Волконский, помещик села Кляземский городок
5, 8. Покровский храм села Кляземский городок, выстроенный князьями Волконскими
6. Священник села Кляземский городок Флегонт Иванович Тихонравов
7. Священник села Кляземский городок Алексей Васильевич Похвалынский с семьей
9. Фабрика Носковых в Кляземском городке
10. Пароход «Василий Носков»
11. Носков Василий Федорович с супругой Надеждой. 1909 г
12. Обелиск 850-летию Стародуба